такое?» Он говорит: «Ну, батенька, вы не знаете». Я говорю: «Какая грязь!» Вот эго единственный намек. Я убежден, что без Питирима он бы не попал. После моего заявления, что с ним работать не могу, я еще далее в стороне держался, но в своих докладах стал все более и более развивать теорию о вреде бюрократии и бюрократического уклада, о необходимости децентрализации. У себя я даже составил целую комиссию по децентрализации. Я считал необходимым привлечь земские и городские организации, и схема эта развивалась перед верховной властью, при чем я говорю, что все время встречаю противодействие со стороны совета министров. Раз мне сказали «из окопов не бегут»,—я не бегу, но после каждого доклада указывал на непосильную работу, на идущую все время борьбу. Был вопрос о психоневрологическом институте. Большинство совета министров требовало применения в частной школе всех старых законов и норм казенных установлений, хотя закон 1914 года давал возможность применения гораздо более усовершенствованных форм. В течение всей весны и всего лета у меня постоянно была борьба; засим образовалась совершенно определенная группа из пяти министров, ведающих всем, и продовольствием, и топливом, и поставкой, а мы совершенно отстранены. И вот, если я не ошибаюсь, в июле, отсрочили начало занятий в Петрограде, не предупредив министра народного просвещения. Я прочел в газетах приказ председателя особого совещания, которого он не имел права делать без министра народного просвещения. Я запротестовал и вышла большая ссора с советом министров: я назвал это управление турецким и персидским, а не европейским. Мне ничего не ответили и хотели сделать выговор потом. Помните, японцы приезжали и был завтрак в Мариинском дворце. Штюрмер меня вызывает на средину зала и говорит: «Ваши коллеги на вас обиделись». Я говорю: «Тут не место, я дам объяснения в совете министров». Весь этот эпизод я доложил верховной власти.
Председатель. — Кто же отсрочил занятия в Петрограде, — Штюрмер?
Гр. Игнатьев. — Да, приказом Штюрмера. Сделали это в августе, когда уже все съезжались. Занятия должны начаться 15-го августа: вдруг объявляют, что ода отсрочиваются до 15-го сентября.
Председатель. — Вы можете вспомнить еще случай, где Штюрмер действовал бы втихомолку, не только в малом совете министров, но, .может быть, без всякого коллектива, без всякой коллегии, или чтобы он забежал в Царское Село и старался, грубо выражаясь, заткнуть вам рты высочайшим повелением?
Гр. Игнатьев. — Есть одно дело, где мне пришлось выступить и раскрыть глаза верховной власти, — какие-то миллионы.
Председатель. — Пять миллионов?
