поруки, что он не скроется, чтобы его не сажали в тюрьму, а оставили дома. Так что он пользовался некоторой свободой. Ночью я послал за ним автомобиль, и он приехал в одно из отделений комитета, где я с ним виделся. Я Гвоздеву рассказал всю историю с Абросимовым и сказал, что я убежден в его провокаторстве. Гвоздев, человек очень доверчивый, отрицал это и говорил, что он человек хороший, но я сказал: «Вы его берегитесь». Как вы знаете, потом, при разборе архива, выяснилось, что Абросимов был на жаловании у охранного отделения. Вот ответ на первый вопрос. Затем — говорил ли я с Протопоповым, Белецким, Васильевым и Глобачевым об этих вопросах? Нет, не говорил, потому что я никого из них не видел. Протопопова я не видал ни разу со времени его назначения на пост министра внутренних дел. Белецкого, Васильева и Глобачева тоже не видел и не говорил с ними об этих делах. Затем — не предполагалось ли организовать защиту арестованных, и что с этой целью было предпринято? Так как эти арестованные были люди, живущие своим трудом, то мы устроили подписку, чтобы их семьи, со времени заключения их в тюрьму, ни в чем не нуждались. Это мы сделали первый шаг, а затем мы решили организовать защиту. По этому делу я имел переговоры с А. Ф. Керенским, который должен был стать во главе защиты. Это было сделано, но, как вы знаете, защита не понадобилась, потому что переворот раскрыл перед заключенными двери тюрьмы, и они оттуда вышли. Чем объяснял свое оставление на свободе Абросимов, я не припомню. Помнится, мы интересовались узнать, как он остался вне ареста. Я не помню, как он объяснял, — как будто, дома его не было. Но мне казался подозрительным самый факт, потому что, повторяю, он принадлежал к крайним левым. Вот, что еще меня убедило в том, что он не чист: через некоторое время я получил сведения о том, что о нашем заседании, созванном мною и представителями политических партий, и где выступал Абросимов, об этом заседании составлен подробный отчет; отчет этот находился в руках департамента полиции. Самого отчета я не видал, но лицо, которое его прочло, рассказывало мне (а это было лицо, которое участвовало в заседании), что там есть две любопытные подробности: во-первых, перечислены все присутствующие лица, за исключением членов государственного совета, о которых автор отчета сказал, что было несколько членов государственного совета, но имен их он не знает, а затем — кое-какие имена приведены неверно. Все это исключало возможность выхода отчета из нашей канцелярии. Там было 2—3 члена из нашей канцелярии и, если бы это исходило от них (чего я не допускаю), они бы знали всех присутствующих. Стало быть, здесь был человек, который членов Государственной Думы знал, а членов государственного совета не знал, а затем — там была выпущена речь самого Абросимова. Это тогда и заста-
