А. Н. Хвостов говорил, что лично он ангажирован Штюрмером. Он так ставил вопрос, что выходило, будто от меня зависит, будет Дума созвана или нет. Это немного не соответствует тому, что они говорят относительно срока и длительности в зависимости от того, будут ли устранены эти затруднения или нет. Они, несколько утрируя, подчеркивали, что если выяснится, что Дума будет упоминать о Распутине, то тогда она, может быть, совсем не будет созвана; я понимал это, как угрозу. Тогда нас обвиняли в том, что мы хотим говорить как можно больше. Теперь относительно сроков. Сроки менялись. Ведь Хвостов еще в первой половине января говорил в одном интервью, что Дума будет созвана в конце января. Самый отдаленный срок предполагался 22-го, они говорили, что это так называемый прощеный день. Они хотели 22-го созвать Думу, чтобы поменьше заседать. Мне был сообщен этот срок, но я весьма энергично против него восстал и потребовал, чтобы срок был 5-го, как это и было в печати, чтобы срока не изменяли, потому что это вызовет новое неудовольствие в стране. Тогда они пошли на уступку, и Волконский и Хвостов сказали, что срок можно приблизить, но, во всяком случае, не на 5-ое. Мы принуждены были с этим согласиться, что 5-го нельзя было вызвать членов, и назначили 9-ое февраля.
Председатель. — Позвольте напомнить вам соответствующее обстоятельство (ибо это комиссии уже докладывалось) и сообщить к сведению, так как это может иметь значение для дальнейшего изложения, что 23-го января 1916 г. Штюрмером было подписано два проекта указов правительствующему сенату о возобновлении занятий Государственной Думы, при чем он испрашивал себе право проставить сроки такового возобновления впоследствии, в зависимости от обстоятельств, а равно и датировать самые указы одним из дней, накануне их обнародования. 23-го он получил, а 26-го уже нашел нужным проставить соответственные даты.
Милюков. — Самый факт переговоров о сроке они от меня не скрывали, что это зависело от Штюрмера. Они говорили, что всячески воздействовали на Штюрмера, чтобы Штюрмер это сделал. Штюрмер подготовил обстановку, которая смягчила бы этот шок столкновения после полугодового перерыва, когда Дума была разогнана ими на блоке. Тут было ясно, что неизбежен конфликт. Они очень настаивали, и Штюрмер в этом уступил; он, видимо, хотел вначале ограничить сессию и ее компетенцию бюджетом. Так что он принял от Горемыкина готовую постановку, в первую минуту он согласился на эту постановку, а потом, когда ему стали говорить, что это вызовет обострения, тогда он, постепенно уступая, отказался от срока. Так что они были очень удивлены, когда я заявил, что никакие личные встречи, никакие переговоры, никакие визиты и никакие рауты невозможны, потому что суть дела остается невыясненной, и что вообще Штюрмер не та лицо, кото-
