Смиттен. — Копия не могла сохраниться в делопроизводстве министерства?
Милюков. — Нет, копии нет. Я вообще жалею теперь, что не сохранил ее и не провел обычным путем, как исходящие бумаги, но тогда я думал, что это спешно и важно, и я передал Александру Федоровичу не через министерство иностранных дел. Наверно это знают, надо спросить, я не помню, кто мне передал — Татищев или Половцев. Татищев, во всяком случае, должен знать. Обратитесь к нему, он даст вам справку.
Смиттен. — Выговорите, что они были направлены через Неклюдова?
Милюков. — Мне было сказано, что Неклюдов содержания их не знает.
Председатель. — Эта телеграмма шла телеграфом или почтой?
Милюков. — Телеграфом.
Председатель. — Ну, слушаю, мы расследуем это обстоятельство.
Милюков. — Первая телеграмма был ряд телеграфных бланков, сложенных пачкой; вторая была в один или в два листочка.
Смиттен. — Если Неклюдов подписал первую телеграмму, вы знаете, что она прошла через его руки, значит это для того, чтобы придать гарантии дипломатической переписки и чтобы была обеспечена тайна, следовательно, если Неклюдов пропускал, значит у него должна была остаться копия?
Милюков. — Это не наверно. Не знаю, дал ли он только свое имя или провел ее через свою канцелярию. Эту справку можно навести.
Смиттен. — Другая телеграмма тоже была снабжена подписью Неклюдова?
Милюков. — Относительно другой точно не помню, потому что тут был промежуток.
Гримм. — Вы изволили передать телеграмму Александру Федоровичу Керенскому, в качестве министра юстиции, для расшифровки и привлечения?
Милюков. — Да, я знал, что дело Протопопова идет, и думал, что тут ценный документ.
Председатель. — Ну-с, слушаем.
Милюков. — Сообщение Протопопова, конечно, интересовало меня и с той стороны, что ходили вообще слухи о попытке германцев всеми способами добиться того, чтобы завязать сношения с нашим двором по вопросу о мире. История с Васильчиковой предшествовала этому и произвела известный шум, и мое внимание было направлено теперь в этом направлении, и когда Протопопов, взяв это из случайного эпизода, сказал, что будет говорить царю, я испугался и думал, что как бы это предложение не было принято серьезно, и убеждал Протопопова не приписывать особого
