ными, а придворных никого. Например, гр. Бенкендорф, который никакого отношения не имел. Кн. Долгорукий, который никакого отношения не имел. Воейков… Я думаю, чисто в маленьких каких-нибудь делах, но никогда не видел, чтобы он вмешивался в какое-либо государственное дело.
Председатель. — Да, в смысле влияния, интриг, отсутствие двора и замена его отдельными, иной раз недоброкачественными лицами, быть может, ничего не изменило?
Щербатов. — Я должен сказать, за мою бытность, за те три-четыре месяца, я никакой придворной интриги не знал никогда. Знал о влиянии Распутина, да. Другого влияния никакого не знал.
Председатель. — Значит, одна большая интрига Распутина?
Щербатов. — Одна, которую я придворной не считаю.
Председатель. — Итак, князь, около четы, — носителя верховной власти и его супруги, — было полное отсутствие атмосферы, как в смысле государственного представительства, так и придворного?
Щербатов. — Да. Было доверенное честное лицо — князь Орлов. Я знаю всех этих лиц близко, так как они все однолетки и мои товарищи. Я их всех знаю, и Долгорукова, и Орлова. Орлов был удален. Также был Дрентельн, человек, имевший свое мнение. Он тоже был удален, хотя вмешательство его сводилось к нулю. Затем никого совершенно не оставалось.
Иванов. — Когда вы бывали в ставке, совпадало ваше присутствие с присутствием Александры Федоровны?
Щербатов. — Нет, в мое время она никогда не была.
Иванов. — Я спрашиваю потому, что хотел знать, какое влияние оказывала она, когда приезжала в ставку?
Щербатов. — Нет, при мне она не была. Она стала ездить значительно позже.
Председатель. — А со стороны союза русского народа, черносотенных организаций, вы испытывали какое-нибудь затруднение или попытки влиять на вашу работу, как министра?
Щербатов. — Нет, лично на меня они не пробовали. Они, вероятно, сознавали, что я достаточно в курсе, как общественный деятель, что мне очков не вотрешь, особенно в этом отношении; и они не пробовали. Но государю вороха посылали телеграмм. Я пытался доказывать, что, я понимаю, в Курске, в Одессе, так или иначе, можно к ним относиться, и они имеются в натуре, а что эти, которые посылают, они собираются, четыре-пять более или менее сомнительных лиц, и отправляют телеграммы, а в натуре их не существует. Но чувствовалось, что в этом отношении не верили. И раз даже, когда было заседание в Могилеве, когда мы говорили, что неудовольствие растет, он говорит: «Вот вы, — говорит, — слишком много в Петрограде сидите, вы совершенно прониклись петроградскими болотными язвами (хотя я мало сидел),
