Поливанов. — Нет. В ту пору нет. Хвостов пробыл сравнительно очень недолгое время. Советом министров сравнительно часто манкировал; бывая там, очень мало высказывался. А потом вскоре пошли слухи о его охоте за Распутиным, которая кончилась удалением.
Председатель. — Что-нибудь в денежном отношении было вам известно относительно Хвостова?
Поливанов. — Нет.
Председатель. — Не поднимался вопрос в совете министров о необходимости готовиться в 1917 году к выборам в новую Государственную Думу?
Поливанов. — Нет, при мне не поднимался, но я не исключаю возможности, что Горемыкин собирал у себя группу министров, ему близких, совершенно отдельно. Это в последнее время пребывания Горемыкина практиковалось; он собирал их у себя в кабинете.
Председатель. — Вам ничего не было известно о том, что 5 миллионов, которые всплыли в заседании совета министров, были собственно частью предполагавшегося 8-миллионного ассигнования под предлогом выборов в Государственную Думу, и что ассигнование это должно было поступить в распоряжение, главным образом, Хвостова, но также и Штюрмера?
Поливанов. — Хвостов уже в ту пору ушел, кажется, когда Штюрмер сделался председателем совета министров.
Председатель. — Нет, они некоторое время были вместе.
Поливанов. — Да, очень короткое время.
Председатель. — Но, как вы изволите знать, в 1915 году, 15 ноября, в счет ассигнования трех миллионов рублей, Хвостов получил в свое распоряжение 1.500.000 рублей?
Поливанов. — Этого я не знаю. Но 5 миллионов шли на какие-то темные дела, мы чувствовали это и добились того, что Штюрмер обещался не расходовать их иначе как с ведома государственного контроля.
Председатель. — И потом это оказалось для него неприемлемым, и он отказался от этой суммы. Значит, о первой части этих миллионов, о полутора миллионах, вам, как члену совета министров, ничего не было известно?
Поливанов. — Нет.
Председатель. — Скажите, вам приходилось сталкиваться с Распутиным или чувствовать какое-нибудь его влияние?
Поливанов. — Сталкиваться никогда не приходилось. Раз он мне написал: «Милый и дорогой», — за кого-то просил. Это письмо я оставил у себя, а тому, кто принес, сказал: «Можете итти и больше не появляться».
Председатель. — Это когда было?
Поливанов. — В конце 1915 года или в начале 1916 года. Совершенно незначащее письмо, но, узнав, что просительница
