стыхъ, небрежно заброшенныхъ назадъ волосъ, дѣлавшая эту характерную, гордую голову похожей на львиную…
Юрій Азагаровъ рѣшилъ въ умѣ, что новоприбывшій гость, должно-быть, очень важный господинъ, потому что даже чопорныя пожилыя дамы встрѣтили его почтительными улыбками, когда онъ вошелъ въ залу, сопровождаемый сіяющимъ Аркадіемъ Николаевичемъ. Сдѣлавъ нѣсколько общихъ поклоновъ, незнакомецъ быстро прошелъ вмѣстѣ съ Рудневымъ въ кабинетъ, но Юрій слышалъ, какъ онъ говорилъ на ходу о чемъ-то просившему его хозяину:
— Пожалуйста, добрѣйшій мой Аркадій Николаевичъ, не просите. Вы знаете, какъ мнѣ больно васъ огорчать отказомъ…
— Ну хоть что-нибудь, Антонъ Григорьевичъ. И для меня и для дѣтей это будетъ навсегда историческимъ событіемъ,—продолжалъ просить хозяинъ.
Въ это время Юрія попросили играть вальсъ, и онъ не услышалъ, что̀ отвѣтилъ тотъ, кого называли Антономъ Григорьевичемъ. Онъ игралъ поочередно вальсы, польки и кадрили, но изъ его головы не выходило царственное лицо необыкновеннаго гостя. И тѣмъ болѣе онъ былъ изумленъ, почти испуганъ, когда почувствовалъ на себѣ чей-то взглядъ и, обернувшись вправо, онъ увидѣлъ, что Антонъ Григорьевичъ смотритъ на него со скучающимъ и нетерпѣливымъ видомъ и слушаетъ, что̀ ему говоритъ на ухо Рудневъ.
Юрій понялъ, что разговоръ идетъ о немъ, и отвернулся отъ нихъ въ смущеніи, близкомъ къ непонятному страху. Но тотчасъ же, въ тотъ же самый моментъ, какъ ему казалось потомъ, когда онъ уже взрослымъ провѣрялъ свои тогдашнія ощущенія, надъ его ухомъ раздался равнодушно-повелительный голосъ Антона Григорьевича:
— Сыграйте, пожалуйста, еще разъ рапсодію № 2.
Онъ заигралъ, сначала робко, неувѣренно, гораздо
