щины и дѣвушки идутъ гурьбами, увѣшанныя цвѣтными лоскутами и связками монетъ на груди, съ головными уборами изъ такихъ же монетъ, сытыя, довольныя, веселыя. Онѣ несутъ на рынокъ масло, ленъ, пряжу и другіе деревенскіе продукты по своей бабьей части. При этомъ мужчины продаютъ на деньги, бабы почти исключительно мѣняютъ. Изъ монетъ онѣ признаютъ только серебро, и рѣдкая вотянка возьметъ четыре мѣдныхъ пятака за то, что охотно отдастъ тутъ-же за серебряный гривенникъ.
Однажды въ базарный день я остановилъ группу вотянокъ, проходившую черезъ слободку отъ перевоза къ базарной площади. Мнѣ нужно было купить мотокъ пряжи. Къ моему удивленію, дѣвушка заломила невѣроятную цѣну, и ту же цѣну, какъ сороки, повторяли другія…
Въ это время подошелъ ко мнѣ человѣкъ небольшого роста съ безпокойными и какъ будто хронически обозленными глазами.
— Да развѣ онѣ понимаютъ! — сказалъ онъ съ огонькомъ презрѣнья въ глазахъ. — Айда, пойдемъ на базаръ.
На базарѣ онъ купилъ на пятакъ яркихъ цвѣтныхъ лоскутьевъ и у тѣхъ же вотянокъ вымѣнялъ на нихъ пряжи вдвое больше, чѣмъ торговалъ я.
Меня поразило то чувство презрительной злобы, которое сверкало при этомъ въ его глазахъ.
— Развѣ это люди! — сказалъ онъ почти съ ненавистью. — Повѣрите: коровы у нихъ по недѣлямъ, бываетъ, не доёны ходятъ… Такъ молоко и пропадаетъ, — телята все сосутъ. Нужны деньги, — тогда выдаиваютъ, и ужъ тутъ негодяй вдвое, втрое норовитъ съ тебя сорвать…
Онъ пнулъ ногой проходившаго мимо пьяненькаго вотяка, посмотрѣлъ на пеструю и шумную толпу, копошившуюся по грязному базару, и сказалъ:
— Отъ сырости этотъ народъ заводится…
Это была злобная вражда человѣка, сознающаго, что гдѣ-то въ „настоящемъ городѣ“, въ „прочихъ мѣстахъ“ и при другихъ условіяхъ, съ этимъ народомъ, который „заводится отъ сырости“, можно бы дѣлать хорошія дѣла… А тутъ, среди этой безтолочи, все равно, никакого толку не выйдетъ.
Онъ ушелъ, ворча что-то нелестное но адресу вотяковъ и здѣшнихъ мѣстъ. Мнѣ сказали, что это былъ Пандинъ.
Послѣ его ухода я смотрѣлъ на эту полупьяную шуршащую базарную толпу и думалъ:
— А что, если бы вотинъ началъ доить всѣхъ своихъ коровъ!.. Нашелся-ли бы у него тоже настоящій покупа-
