дуетъ услѣдить — сто̀итъ ли за ней посидѣть, спрошу васъ, или нѣтъ? А многіе ли, позвольте спросить, изъ нашего брата, игрушечниковъ, понимаютъ это? Бо̀льшая часть такъ думаетъ: насовалъ тряпки, лайкой обтянулъ да платьемъ прикрылъ — и готовъ женскій полъ! Да вотъ позвольте-съ! у меня и образчикъ отличнѣйшій въ этомъ родѣ найдется — не угодно ли полюбопытствовать!
Онъ подошелъ къ стеклянному шкапу и вынулъ оттуда довольно большую и цѣнную куклу. Кукла представляла собой богато-убранную „новобрачную“, въ кринолинѣ, въ бѣломъ атласномъ платьѣ, украшенномъ серебрянымъ шитьемъ и кружевными тряпочками. Личико у нея было восковое, съ нѣжнымъ румянчикомъ на щекахъ; глазки — фарфоровые; волосы на головѣ — желтенькіе. Съ головы до полу спускался длинный тюлевый вуаль.
— Полковникъ здѣсь у набора былъ, — объяснилъ Изувѣровъ: — такъ онъ заведеніе мое осматривалъ, а впослѣдствіи мнѣ эту куклу изъ Петербурга въ презентъ прислалъ. Какъ, сударь, по вашему, дорого эта кукла стоить?
— Да рублей двадцать, двадцать-пять.
— Вотъ видите-съ. Мнѣ этакой суммы и не выговорить, а по моему вся ей цѣна, этой куклѣ — грошъ!
— Что̀ такъ?
— Пустая кукла — вотъ отчего-съ. Что она есть, что нѣтъ ея — не жалко. Сейчасъ ты у нея голову разбилъ — и безъ головы хороша; платье изорвалъ — другое сшить можно. Ишь у нея глазки-то зря болтаются! ни она съискоса взглянуть ими, ни кверху ихъ завести — ничего не можетъ. Пустая кукла — только и всего!
Въ самомъ дѣлѣ, разсмотрѣвши внимательно щегольскую петербургскую куклу, я и самъ убѣдился, что это пустая кукла. Дадутъ ее ребенку въ руки, сейчасъ же онъ у нея голову скуситъ — и подѣломъ. Однакожъ я все-таки попытался хоть немного смягчить приговоръ Изувѣрова.
— Послушайте! да вѣдь это „новобрачная“! — сказалъ я: — чего жъ вы хотите отъ нея?
— Ежели, вашескородіе, насчетъ ума это изволите объяснять, такъ позвольте вамъ доложить, хоть и трудно отъ „новобрачной“ настоящаго ума ожидать, однако ежели нѣтъ у нея ума, такъ хоть простота должна быть! А у этой куклы даже и простоты настоящей
