не боялся? Почему дворянинъ ихъ боялся, а купецъ не сталъ бояться?
— Вѣроятно потому, что купецъ опытнѣе былъ и лучше зналъ народныя средства.
— Ну, полноте, пожалуйста, какія могутъ быть народныя средства противъ англичанъ!.. Эти всесвѣтные торгаши сами кого угодно облупятъ.
— Да кто вамъ сказалъ, что онъ хотѣлъ англичанъ, обманывать? Онъ зналъ, что съ ними шутить не годится, и всему дальнѣйшему благополучно теченію дѣла усмотрѣлъ иной проспектъ, а на томъ проспектѣ предвидѣлъ уже для себя полезнаго дѣятеля, въ рукахъ котораго были всѣ средства все это дѣло огранить и въ рамку вставить. Тотъ и далъ всему такой оборотъ, чго ни Ротшильдъ, ни Томсонъ Бонеръ и никакой другой коммерческій геній не выдумаетъ.
— И кто же былъ этотъ великій дѣлецъ: — адвокатъ или маклеръ?
— Нѣтъ, мужикъ.
— Какъ мужикъ?
— Да все дѣло обдѣлалъ, онъ — нашъ простой, нашъ находчивый и умный мужикъ! Да я и не понимаю: — отчего васъ это удивляетъ? Вѣдь читали же вы, небось, у Щедрина, какъ мужикъ трехъ генераловъ прокормилъ?
— Конечно, читалъ.
— Ну, такъ отчего же вамъ кажется страннымъ, что мужикъ умѣлъ плутню распутать.
— Будь по-вашему: — спрячу пока мои недоразумѣнія.
— А я вамъ кончу про мужика, и притомъ про такого, который не трехъ генераловъ, а цѣлую деревню одинъ прокормилъ.
Мужикъ, къ помощи котораго обратился купецъ, былъ, какъ всякій русскій мужикъ: «съ вида сѣръ, но умъ у него не чортъ съѣлъ». Родился онъ при матушкѣ широкой рѣкѣ-кормилицѣ, а звали его, скажемъ такъ, — Иваномъ Петровымъ. Былъ этотъ рабъ Божій Иванъ въ свое время молодъ, а теперь достигалъ почтенной старости, но хлѣба даромъ, лежа на печи, не кушалъ, а служилъ лоцманомъ
не боялся? Почему дворянин их боялся, а купец не стал бояться?
— Вероятно потому, что купец опытнее был и лучше знал народные средства.
— Ну, полноте, пожалуйста, какие могут быть народные средства против англичан!.. Эти всесветные торгаши сами кого угодно облупят.
— Да кто вам сказал, что он хотел англичан обманывать? Он знал, что с ними шутить не годится, и всему дальнейшему благополучно течению дела усмотрел иной проспект, а на том проспекте предвидел уже для себя полезного деятеля, в руках которого были все средства все это дело огранить и в рамку вставить. Тот и дал всему такой оборот, чго ни Ротшильд, ни Томсон Бонер и никакой другой коммерческий гений не выдумает.
— И кто же был этот великий делец: — адвокат или маклер?
— Нет, мужик.
— Как мужик?
— Да все дело обделал, он — наш простой, наш находчивый и умный мужик! Да я и не понимаю: — отчего вас это удивляет? Ведь читали же вы, небось, у Щедрина, как мужик трех генералов прокормил?
— Конечно, читал.
— Ну, так отчего же вам кажется странным, что мужик умел плутню распутать.
— Будь по-вашему: — спрячу пока мои недоразумения.
— А я вам кончу про мужика, и притом про такого, который не трех генералов, а целую деревню один прокормил.
Мужик, к помощи которого обратился купец, был, как всякий русский мужик: «с вида сер, но ум у него не черт съел». Родился он при матушке широкой реке-кормилице, а звали его, скажем так, — Иваном Петровым. Был этот раб Божий Иван в свое время молод, а теперь достигал почтенной старости, но хлеба даром, лежа на печи, не кушал, а служил лоцманом
