— За свой покой безъ меня.
— У меня нѣтъ тысячи рублей.
— Я вамъ подъ расписку повѣрю. Рублей сто, полтораста наличностью, а то я подожду… Только ужъ вотъ что: разговаривать я долго не буду: вуле-ву, такъ вуле-ву, а не вуле-ву, какъ хотите: я вамъ имѣю честь откланяться и удаляюсь.
Борноволоковъ шагалъ мимо по комнатѣ.
— Думайте, думайте! такого дѣла не обдумавши не слѣдуетъ дѣлать, но только все равно ничего не выдумаете: я свои дѣла аккуратно веду, — молвилъ Термосесовъ.
— Давайте я подпишу, — рѣзко сказалъ Борноволоковъ.
— Извольте-съ!
Термосесовъ обтеръ полой перо, обмакнулъ его въ чернило и почтительно подалъ Борноволокову вмѣстѣ съ копіей его письма къ петербургской кузинѣ Нинѣ.
— Что̀ писать?
— Сейчасъ-съ.
Термосесовъ крякнулъ и началъ:
— Извольте писать: «Подлецъ Термосесовъ».
Борноволоковъ остановился и вытаращилъ на него глаза.
— Вы въ самомъ дѣлѣ хотите, чтобъ я написалъ эти слова?
— Непремѣнно-съ; пишите: «Подлецъ Термосесовъ»…
— И вамъ это даже не обидно?
— Вѣдь, все на свѣтѣ обидно, или не обидно, смотря по тому, отъ кого идетъ.
— Да; но говорите скорѣе, чего вы хотите далѣе; я написалъ: «Подлецъ Термосесовъ».
— Покорно васъ благодарю-съ. Продолжайте.
Секретарь, стоя за стуломъ Борноволокова, глядѣлъ черезъ его плечо въ бумагу и продолжалъ диктовать: «Подлецъ Термосесовъ непостижимымъ и геніальнымъ образомъ досталъ мое собственноручное письмо къ вамъ, въ которомъ я, по неосторожности своей, написалъ то самое, что̀ вы на этомъ листкѣ читаете выше, хотя это теперь написано рукой того же негодяя Термосесова».
— Довольно?
— Нѣтъ-съ, еще надо набавить. Извольте писать: «Ка̀къ
