— Нѣтъ, обиды не было. Это мы такъ промежъ себя все уже кончили.
— Какъ же можно все это кончить? Вѣдь онъ васъ за ухо велъ по улицѣ?
— Такъ что же такое? Глупость все это!
— Какъ глупость? Это обида. Вы размыслите, гражданинъ, — вѣдь онъ васъ за ухо дралъ.
— Все же это больше баловство и мы въ этомъ обиды себѣ не числимъ.
— Какъ же, гражданинъ, не числите? Какъ же не числите такой обиды? Вѣдь это, говорятъ, было почти всенародно?
— Да, всенародно же-съ, всенародно.
— Такъ вы должны на это жалобу подать!
— Кому-съ?
— А вотъ этому князю, что̀ со мною пріѣхалъ.
— Такъ-съ.
— Значитъ, подаете вы жалобу или нѣтъ?
— Да на какой предметъ ее подавать-съ?
— Сто рублей штрафу присудятъ, вотъ на какой предметъ.
— Это точно.
— Такъ вы, значитъ, согласны. Ну, и давно бы такъ. Препотенскій! садись и строчи, что я проговорю.
И Термосесовъ началъ диктовать Препотенскому просьбу на имя Борноволокова, просьбу довольно краткую, но кляузную, въ которой не было позабыто и имя протопопа, какъ поощрителя самоуправства, сказавшаго даже ему, Данилѣ, что онъ воспріялъ отъ дьякона достойное по своимъ дѣламъ.
— Подписывай, гражданинъ! — крикнулъ Термосесовъ на Данилку, когда Препотенскій дописалъ послѣднюю строчку.
Данила встрепенулся.
— Подписывайте, подписывайте! — внушалъ Термосесовъ, насильно всовывая ему въ руку перо, но «гражданинъ» вдругъ отвѣтилъ, что онъ не хочетъ подписывать жалобу.
— Что, какъ не хотите?
— Потому, я на это не согласенъ-съ.
— Какъ несогласенъ! Что ты это, чортъ тебя побери! То молчалъ, а когда просьбу тебѣ даромъ написали, такъ ты несогласенъ.
— Несогласенъ-съ.
— Что, не цѣлковый ли еще тебѣ за это давать, чтобы ты подписалъ? Жиренъ, братъ, будешь. Подписывай сейчасъ!
