— А духовные всѣ русскіе.
— Русскіе.
— Ну, и течетъ, значитъ, въ духовенствѣ кровь чистая русская, межъ тѣмъ какъ всѣ другіе перемѣшались съ инородцами: съ поляками, съ татарами, съ нѣмцами, со шведами и… даже съ жидами.
— Ай, ай, ай, даже съ жидами! — тпфу, погань! — произнесъ Захарія и плюнулъ.
— Да и шведы-то тоже «нерубленыя головы»; — легко ли дѣло съ кѣмъ мѣшаться! — поддержалъ Ахилла.
Протопопъ, кажется, побоялся, какъ бы дьяконъ не сказалъ чего-нибудь неподлежащаго, и, чтобы замять этотъ разговоръ о національностяхъ, вставилъ:
— Да; владыка нашъ не бѣднаго ума человѣкъ.
— Онъ даже что-то о какомъ-то «млекѣ» написалъ, — отозвался изъ своего далека Препотенскій, но на его слова никто не отвѣтилъ.
— И онъ юмористъ большой, — продолжалъ Тугановъ. — Тамъ у насъ завелся новый жандармчикъ, развязности безконечной, и все для себя считаетъ возможнымъ.
— Да, это такъ и есть; жандармы все могутъ, — опять подалъ голосъ Препотенскій, и его опять не замѣтили.
— Узналъ этотъ господчикъ, — продолжалъ Тугановъ: — что у вашего архіерея никто никогда не обѣдалъ, и пошелъ пари въ клубѣ съ полиціймейстеромъ, что онъ пообѣдаетъ, а старикъ-то на грѣхъ объ этомъ и узнай!..
— Ай, ай, ай! — протянулъ Захарія.
— Ну-съ; вотъ пріѣхалъ къ нему этотъ кавалеристъ и сидитъ, и сидитъ, какъ зашелъ отъ обѣдни, такъ и сидитъ. Наконецъ, ужъ не выдержалъ и въ седьмомъ часу вечера сталъ прощаться. А молчаливый архіерей, до этихъ поръ все его слушавшій, а не говорившій, говоритъ: а что̀ же, откушать бы со мною остались! Ну, у того ужъ и ушки на макушкѣ: — выигралъ пари. Ну, тутъ еще часокъ архіерей его продержалъ и ведетъ къ столу.
— Ахъ, вотъ это ужъ онъ напрасно, — сказалъ Захарія: — напрасно!
— Но позвольте же; пришли они въ столовую, архіерей сталъ предъ иконой и зачиталъ, и читаетъ, да и читаетъ, молитву за молитвой. Опять часъ прошелъ; тощій гость какъ съ ногъ не валится.
