трена Ивановна, дайте мнѣ лимончика», да вдругъ выговорилъ: «Лимона Ивановна, дайте мнѣ матренчика!» А та это въ обиду приняла.
Термосесовъ такъ и закатился веселымъ смѣхомъ, но вдругъ схватилъ Варнаву за руку и, нагнувъ къ себѣ его голову, прошепталъ:
— Поди сейчасъ запиши мнѣ для памяти тотъ разговоръ, который мы слышали отъ поповъ и дворянъ. Понимаешь, насчетъ того, что и время пришло, и что Александръ I не могъ, и что въ Остзейскомъ краѣ и сейчасъ не удается… Однимъ словомъ — все, все…
— Зачѣмъ же распространяться? — удивился учитель.
— Ну, ужъ это не твое дѣло. Ты иди скорѣй напиши, и тамъ увидишь на что?.. Мы это подпишемъ и пошлемъ въ надлежащее мѣсто.
— Что̀ вы! что̀ вы это? — громко заговорилъ, отчаянно замотавъ руками, Препотенскій. — Доносить! Да ни за что̀ на свѣтѣ.
— Да, вѣдь, ты же ихъ ненавидишь!
— Ну, такъ что̀ жъ такое?
— Ну, и рѣжь ихъ, если ненавидишь!
— Да; извольте, я рѣзать извольте, но… я не подлецъ, чтобы доносы…
— Ну, такъ пошелъ вонъ, — перебилъ его, толкнувъ къ двери, Термосесовъ.
— Ага, «вонъ!» значитъ, я васъ разгадалъ: вы заодно съ Ахилкой.
— Пошелъ вонъ!
— Да-съ, да-съ. Вы меня позвали на лампопо̀, а вмѣсто того…
— Да… ну, такъ вотъ тебѣ и лампопо̀! — отвѣтилъ Термосесовъ и, щелкнувъ Препотенскаго по затылку, выпихнулъ его за двери и задвинулъ щеколду.
Смотрѣвшій на всю эту сцену Ахилла смутился и, привставъ съ мѣста, взялъ свою шляпу.
— Чего это ты? куда? — спросилъ его, снова садясь за столъ, Термосесовъ.
— Нѣтъ; извините… Я домой.
— Допивай же свое лампопо̀.
— Нѣтъ; исчезни оно совсѣмъ, не хочу. Прощайте; мое почтеніе. — И онъ протянулъ Термосесову руку, но тотъ, не