— Что̀ жъ я тебѣ дамъ, несчастливая и безталанная? Жена спитъ, у меня денегъ нѣтъ.
— Дай что-нибудь, что̀ тебѣ не надо; за то тебѣ честь и счастіе будетъ.
— Что̀ же бы не надобно мнѣ? А, а! Ты дѣло сказала: — у меня есть, что̀ мнѣ не надо!
И Туберозовъ сходилъ въ комнаты и, вынеся оттуда свои чубуки съ трубками, бисерный кисетъ съ табакомъ и жестянку, въ которую выковыривалъ пепелъ, подалъ все это цыганкѣ и сказалъ:
— На́ тебѣ, цыганка, отдай это все своему цыгану, — ему это пристойнѣе.
Наталья Николаевна спала и протопопъ винилъ въ этомъ себя, потому что все-таки онъ долго мѣшалъ ей уснуть то своимъ отсутствіемъ, то своими разговорами, которыхъ она хотя и не слушала, но которые, тѣмъ не менѣе, все-таки ее будили.
Онъ пошелъ въ конюшню и самъ задалъ двойную порцію овса парѣ своихъ маленькихъ бурыхъ лошадокъ и тихо шелъ черезъ дворъ въ комнаты, какъ вдругъ неожиданно увидалъ входившаго въ калитку разсыльнаго солдата акцизнаго Бизюкина. Солдатъ былъ съ книгой.
Протопопъ взялъ изъ его рукъ разносную книгу и, развернувъ ее, весь побагровѣлъ; въ книгѣ лежалъ конвертъ, на которомъ написанъ былъ слѣдующій адресъ: «Благочинному Старогородскаго уѣзда, протопопу Савелію Туберкулову». Слово «Туберкулову» было слегка перечеркнуто и сверху написано: «Туберозову».
— Велѣли сейчасъ росписку представить, — сказалъ солдатъ.
— А кто это велѣлъ?
— Этого пріѣзжаго чиновника секретарь.
— Ну, подождетъ.
Протопопъ понялъ, что это было сдѣлано не спроста, что съ нимъ идутъ на задоръ и, вѣроятно, имѣютъ за что̀ зацѣпиться.
«Что̀ бъ это такое могло быть? И такъ рано… ночь, вѣрно, не спали, сочиняя какую-нибудь мерзость… Люди досужіе!»
Думая такимъ образомъ, Туберозовъ вступилъ въ свою залитую солнцемъ зальцу и, надѣвъ круглыя серебряныя очки, распечаталъ любопытный конвертъ.
