Англичане переглянулнсь и говорятъ:
— Это удивительно.
А лѣвша имъ отвѣчаетъ:
— У насъ это такъ повсемѣстно.
— А что̀ же это, спрашиваютъ, — за книга въ Россіи «Полусонникъ»?
— Это, говоритъ, книга къ тому относящая, что если въ Псалтирѣ что-нибудь насчетъ гаданья царь Давидъ не ясно открылъ, то въ Полусонникѣ угадываютъ дополненіе.
Они говорятъ:
— Это жалко, лучше бы, если бъ вы изъ ариѳметики по крайности хоть четыре правила сложенія знали, — то бы вамъ было гораздо пользительнѣе, чѣмъ весь Полусонннкъ. Тогда бы вы могли сообразить, что въ каждой машинѣ расчетъ силы есть, а то вотъ хоша вы очень въ рукахъ искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, какъ въ нимфозоріи, на самую аккуратную точность разсчитана и ея подковокъ несть не можетъ. Черезъ это теперь нимфозорія и не прыгаетъ, и дансе не танцуетъ.
Лѣвша согласился.
— Объ этомъ, говоритъ, — спору нѣтъ, что мы въ наукахъ не зашлись, но только своему отечеству вѣрно преданные.
А англичане сказываютъ ему:
— Оставайтесь у насъ, мы вамъ большую образованность передадимъ, и изъ васъ удивительный мастеръ выйдетъ.
Но на это лѣвша не согласился:
— У меня, говоритъ, дома родители есть.
Англичане назвались, чтобы его родителямъ деньги посылать, но лѣвша не взялъ:
— Мы, говоритъ, — къ своей родинѣ привержены и тятенька мой уже старичокъ, а родительница — старушка и привыкши въ свой приходъ въ церковь ходить, да и мнѣ тутъ въ одиночествѣ очень скучно будетъ, потому что я еще въ холостомъ званіи.
— Вы, говорятъ, обвыкнете, — нашъ законъ примете, и мы васъ женимъ.
— Этого, — отвѣтилъ лѣвша: — никогда быть не можетъ.
— Почему такъ?
— Потому, — отвѣчаетъ, — что наша русская вѣра самая
Англичане переглянулнсь и говорят:
— Это удивительно.
А левша им отвечает:
— У нас это так повсеместно.
— А что же это, — спрашивают, — за книга в России «Полусонник»?
— Это, — говорит, — книга к тому относящая, что если в Псалтыре что-нибудь насчет гаданья царь Давид не ясно открыл, то в Полусоннике угадывают дополнение.
Они говорят:
— Это жалко, лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре правила сложения знали, — то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонннк. Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и ее подковок несть не может. Через это теперь нимфозория и не прыгает, и дансе не танцует.
Левша согласился.
— Об этом, — говорит, — спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные.
А англичане сказывают ему:
— Оставайтесь у нас, мы вам большую образованность передадим, и из вас удивительный мастер выйдет.
Но на это левша не согласился:
— У меня, — говорит, — дома родители есть.
Англичане назвались, чтобы его родителям деньги посылать, но левша не взял:
— Мы, — говорит, — к своей родине привержены и тятенька мой уже старичок, а родительница — старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я еще в холостом звании.
— Вы, — говорят, — обвыкнете, — наш закон примете, и мы вас женим.
— Этого, — ответил левша: — никогда быть не может.
— Почему так?
— Потому, — отвечает, — что наша русская вера самая
