Приступая къ описанію недавнихъ и столь странныхъ событій, происшедшихъ въ нашемъ, доселѣ ничѣмъ не отличавшемся городѣ, я принужденъ, по неумѣнію моему, начать нѣсколько издалека, а именно нѣкоторыми біографическими подробностями о талантливомъ и многочтимомъ Степанѣ Трофимовичѣ Верховенскомъ. Пусть эти подробности послужатъ лишь введеніемъ къ предлагаемой хроникѣ, а самая исторія, которую я намѣренъ описывать, еще впереди.
Скажу прямо: Степанъ Трофимовичъ постоянно игралъ между нами нѣкоторую особую и, такъ сказать, гражданскую роль и любилъ эту роль до страсти, — такъ даже, что, мнѣ кажется, безъ нея и прожить не могъ. Не то чтобъ ужь я его приравнивалъ къ актеру на театрѣ: сохрани Боже, тѣмъ болѣе, что самъ его уважаю. Тутъ все могло быть дѣломъ привычки или, лучше сказать, безпрерывной и благородной склонности, съ дѣтскихъ лѣтъ, къ пріятной мечтѣ о красивой гражданской своей постановкѣ. Онъ, напримѣръ, чрезвычайно любилъ свое положеніе «гонимаго» и, такъ сказать, «ссыльнаго». Въ этихъ обоихъ словечкахъ есть своего рода классический блескъ, соблазнившій его разъ на всегда, и, возвышая его потомъ постепенно въ собственномъ мнѣніи, въ продолженіе столь
Приступая к описанию недавних и столь странных событий, происшедших в нашем, доселе ничем не отличавшемся городе, я принужден, по неумению моему, начать несколько издалека, а именно некоторыми биографическими подробностями о талантливом и многочтимом Степане Трофимовиче Верховенском. Пусть эти подробности послужат лишь введением к предлагаемой хронике, а самая история, которую я намерен описывать, еще впереди.
Скажу прямо: Степан Трофимович постоянно играл между нами некоторую особую и, так сказать, гражданскую роль и любил эту роль до страсти, — так даже, что, мне кажется, без нее и прожить не мог. Не то чтоб уж я его приравнивал к актеру на театре: сохрани Боже, тем более, что сам его уважаю. Тут все могло быть делом привычки или, лучше сказать, беспрерывной и благородной склонности, с детских лет, к приятной мечте о красивой гражданской своей постановке. Он, например, чрезвычайно любил свое положение «гонимого» и, так сказать, «ссыльного». В этих обоих словечках есть своего рода классический блеск, соблазнивший его раз навсегда, и, возвышая его потом постепенно в собственном мнении, в продолжение столь
