Фингалъ выслушалъ слова барда и пришелъ въ своемъ стальномъ оружіи. Они скрестили свои смертоносныя копья и подняли свои блестящіе мечи; мечъ Фингала опустился и разсѣкъ пополамъ щитъ Фротхала. Его прекрасное тѣло открылось; полусклонившись, онъ предвидитъ свою смерть. Душа Уты омрачилась, слеза скатилась по ея щекѣ, она кинулась прикрыть вождя своимъ щитомъ, но путь ея былъ прегражденъ упавшимъ дубомъ. Ея щитъ и шлемъ откатились. Ея бѣлая грудь подымается отъ вздоховъ, ея темнорусые волосы разсыпались по землѣ. Фингалъ пожалѣлъ бѣлорукую дѣвушку: онъ удержалъ поднятый мечъ! Слеза стояла въ глазахъ короля, когда, нагнувшись впередъ, онъ сказалъ: «Король богатой потоками Соры! не страшись меча Фингала: онъ никогда не былъ обагренъ кровью побѣжденныхъ, онъ никогда не пронзалъ павшаго врага. Пусть твой народъ благоденствуетъ у своихъ родныхъ потоковъ! Пусть дѣвы твоей любви будутъ довольны. Зачѣмъ гибнуть тебѣ въ юности, вождь многоводной Соры?» Фротхалъ услышалъ слова Фингала и увидѣлъ поднявшуюся дѣвушку: они стояли молча во всей своей красѣ, какъ два молодыхъ дерева долины, когда весенній дождъ еще не высохъ на ихъ листъяхъ, а громкій вѣтеръ уже утихъ[1]. «Дочь Хермана[2]», сказалъ Фротхалъ, неужели пришла ты съ потоковъ Торы, чтобы видѣть своего воина побѣжденнымъ. Но онъ былъ побѣжденъ могучимъ, дѣвушка съ темными глазами. Слабый не побѣждалъ сына Аннира, рожденнаго на колесницѣ. Ужасенъ ты, король Морвена, въ битвѣ копій, но во время мира ты какъ солнце, когда оно свѣтитъ сквозь безмолвный ливень; цвѣты поднимаютъ кь нему свои красивыя головы, и легкій вѣтеръ колеблетъ своими звучными крыльями. О, если бы ты былъ въ Сорѣ, если бы ты принялъ тамъ мой пиръ, будущіе короли Соры увидали-бы твое оружіе и порадовались-бы славѣ своихъ отцовъ, видѣвшихъ могучаго Фингала.»
«Сынъ Аннира», возразилъ король, «слава племени Соры будетъ извѣстна. Пѣсни возникаютъ, когда вожди сильны въ
