|
Берратонъ[1].
Окружи твоими голубыми водами, потокъ, окружи узкую долину Луты[2], пусть покрывающий холмы зеленый лѣсъ склоняется надъ тобою и солнце освѣщаетъ тебя въ полдень, вѣтеръ раскидываетъ растущій по скаламъ волчецъ и тяжелыя опущенныя къ землѣ головки цвѣтовъ. «Зачѣмъ будишь ты меня, вѣтерокъ? какъ будто говоритъ цвѣтокъ: — я покрытъ росой и скоро отцвѣту, порывъ вѣтра развѣетъ мои лепестки. Завтра придетъ прохожій, который видѣлъ меня въ моей расцвѣтающей красотѣ, онъ окинетъ взоромъ все поле». Охотникъ придетъ утромъ, но не услышитъ звука моей арфы. Гдѣ-же сынъ рожденнаго на колесницѣ Фингала? По щекѣ его скатится слеза. Тогда приди, о Мальвина, приди со своими пѣснями! Положи Оссіана въ долинѣ Луты, пускай его могила возвышается на прекрасномъ полѣ.
Берратон[1].
Окружи твоими голубыми водами, поток, окружи узкую долину Луты[2], пусть покрывающий холмы зеленый лес склоняется над тобою и солнце освещает тебя в полдень, ветер раскидывает растущий по скалам волчец и тяжелые опущенные к земле головки цветов. «Зачем будишь ты меня, ветерок? как будто говорит цветок: — я покрыт росой и скоро отцвету, порыв ветра развеет мои лепестки. Завтра придет прохожий, который видел меня в моей расцветающей красоте, он окинет взором всё поле». Охотник придет утром, но не услышит звука моей арфы. Где-же сын рожденного на колеснице Фингала? По щеке его скатится слеза. Тогда приди, о Мальвина, приди со своими песнями! Положи Оссиана в долине Луты, пускай его могила возвышается на прекрасном поле.
