руководиться, заключается въ слѣдующемъ: ты найдешь, - сказалъ онъ мнѣ — много людей въ большой степени и грѣховныхъ, и преступныхъ, и взбалмошныхъ, и невѣжественныхъ, а между тѣмъ они очень храбры; изъ чего и слѣдуетъ, что храбрость совершенно отлична отъ остальныхъ частей доблести. — Меня это утвержденіе еще тогда удивило, а послѣ дальнѣйшихъ разсужденій оно мнѣ показалось еще болѣе страннымъ. Я спросилъ Протагора, разумѣетъ ли онъ подъ храбрыми смѣлыхъ. Онъ мнѣ отвѣтилъ: — не только смѣлыхъ въ душѣ, но прямо бросающихся на дѣла. Помнишь, Протагоръ, этотъ отвѣтъ?"
— Помню.
"Теперь, — говорю я, — на какія дѣла по твоему бросаются храбрые? — на такія ли самыя, какъ и трусы?"
— Пѣтъ.
"А иа другія?"
— Да.
"Быть можетъ, по твоему, трусы берутся только за неопасныя дѣла, значитъ, за такія, которыя внушаютъ смѣлость, а храбрые за дѣла, противоположныя первымъ?"
— Такъ, Сократъ, утверждають массы.
"Хорошо; но не о массахъ я спрашиваю, а на что́ по твоему бросаются храбрые? — на внушающее имъ "опасеніе" т. е. на то, что извѣстно имъ, какъ "опасное" (=кроющее въ себѣ зло), или на то, что неопасно?"
— Да вѣдь бросаться на "опасное" выяснилось изъ твоихъ разсужденій, какъ немыслимое.
"И это — говорю — вѣрно. Итакъ, если наши разсужденія правильны, то никто, находя что либо "опаснымъ, не пойдетъ на это "опасное**, такъ какъ это значило бы "поддаваться**, слѣдовательно, какъ сказано раньше, быть невѣжествсн-нымъ?“
Онъ согласился.
руководиться, заключается в следующем: ты найдешь, - сказал он мне — много людей в большой степени и греховных, и преступных, и взбалмошных, и невежественных, а между тем они очень храбры; из чего и следует, что храбрость совершенно отлична от остальных частей доблести. — Меня это утверждение еще тогда удивило, а после дальнейших рассуждений оно мне показалось еще более странным. Я спросил Протагора, разумеет ли он под храбрыми смелых. Он мне ответил: — не только смелых в душе, но прямо бросающихся на дела. Помнишь, Протагор, этот ответ?"
— Помню.
"Теперь, — говорю я, — на какие дела по твоему бросаются храбрые? — на такие ли самые, как и трусы?"
— Пет.
"А иа другие?"
— Да.
"Быть может, по твоему, трусы берутся только за неопасные дела, значит, за такие, которые внушают смелость, а храбрые за дела, противоположные первым?"
— Так, Сократ, утверждають массы.
"Хорошо; но не о массах я спрашиваю, а на что́ по твоему бросаются храбрые? — на внушающее им "опасение" т. е. на то, что известно им, как "опасное" (=кроющее в себе зло), или на то, что неопасно?"
— Да ведь бросаться на "опасное" выяснилось из твоих рассуждений, как немыслимое.
"И это — говорю — верно. Итак, если наши рассуждения правильны, то никто, находя что либо "опасным, не пойдет на это "опасное**, так как это значило бы "поддаваться**, следовательно, как сказано раньше, быть невежествсн-ным?“
Он согласился.
