будто торопились со свадьбой, что меня безпокоило, но баронесса успокоила меня заявленіемъ о необходимости сохраненія тайны изъ за „политическихъ соображеній“. Въ Мюнхенѣ меня заставили дать клятву, что я свято сохраню тайну княжескаго происхожденія Чинскаго; послѣ этого я охотно помогала ему при подготовленіяхъ къ вѣнчанію и не видѣла ничего подозрительнаго ни въ личности священника, ни въ обрядахъ, тѣмъ болѣе, особенно, послѣ полученія поздравительной телеграммы отъ Кальноки.
„До посвященія меня въ вышеупомянутую тайну я чувствовала какую то неловкость передъ баронессой. Вартальскій мнѣ также говорилъ о политической тайнѣ и о томъ, что Чинскій, кромѣ того, имѣетъ еще какое-то порученіе отъ австрійскаго правительства“. На вопросъ прокурора свидѣтельница отвѣчаетъ: „Пользующій баронессу въ Вайдѣ врачъ какъ то во время разговора дѣйствительно говорилъ мнѣ, что отношенія между баронессой и Чинскимъ показались ему „внушенной любовью“. Мнѣ самой это тоже казалось. Что касается психическихъ измѣненій въ баронессѣ, то я лишь замѣтила, что она со времени знакомства съ подсудимымъ стала болѣе веселой и общительной“. На опросы экспертовъ свидѣтельница заявляетъ, что у нея составилось такое впечатлѣніе, какъ будто любовь „не настоящая“. Въ письмѣ баронессы (при изложеніи сцены, имѣвшей мѣсто между ней и компаньонкой) говорится о выраженіи послѣдней, въ которомъ г-жа Рудольфъ сѣтуетъ на то, „что ея повелительница находится всецѣло во власти гипнотизера“. Свидѣтельница при этомъ не подразумѣвала спеціальныхъ гипнотическихъ манипуляцій Чинскаго.
будто торопились со свадьбой, что меня беспокоило, но баронесса успокоила меня заявлением о необходимости сохранения тайны из-за «политических соображений». В Мюнхене меня заставили дать клятву, что я свято сохраню тайну княжеского происхождения Чинского; после этого я охотно помогала ему при подготовлениях к венчанию и не видела ничего подозрительного ни в личности священника, ни в обрядах, тем более, особенно, после получения поздравительной телеграммы от Кальноки.
До посвящения меня в вышеупомянутую тайну я чувствовала какую-то неловкость перед баронессой. Вартальский мне также говорил о политической тайне и о том, что Чинский, кроме того, имеет еще какое-то поручение от австрийского правительства». На вопрос прокурора свидетельница отвечает: «Пользующий баронессу в Вайде врач как-то во время разговора действительно говорил мне, что отношения между баронессой и Чинским показались ему „внушенной любовью“. Мне самой это тоже казалось. Что касается психических изменений в баронессе, то я лишь заметила, что она со времени знакомства с подсудимым стала более веселой и общительной». На опросы экспертов свидетельница заявляет, что у неё составилось такое впечатление, как-будто любовь «не настоящая». В письме баронессы (при изложении сцены, имевшей место между ней и компаньонкой) говорится о выражении последней, в котором г-жа Рудольф сетует на то, «что её повелительница находится всецело во власти гипнотизера». Свидетельница при этом не подразумевала специальных гипнотических манипуляций Чинского.