среднику некогда съ нами вѣ жмурки играть. Онъ скоро сюда будетъ. Было бы чтó ему объявить. Вотъ мы съ вами переговоримъ, вы выйдете, да промежь себя потолкуете, а тутъ и посредникъ подъѣдетъ.
— Что жь батюшка, мы отъ выкупа то-есть тово…
Стоящій противъ меня черномазый, съ орлиномъ носомъ и острыми глазами, плотникъ Панкратъ, очевидно вліятельный ораторъ, нетерпѣливо мечетъ голову направо и налѣво, при чемъ плоскіе волосы скобки косицами слезаютъ ему въ лицо, и какъ бы отмахивается отъ несвязныхъ и нерѣшительныхъ словъ міра.
— Что понапрасну зубы-то чесать. Согласны охотой, — вотъ чтó.
— Согласны, согласны. Даже въ сѣняхъ какое-то опоздавшее эхо повторило: „согласны.“
— Остальную господскую землю я согласенъ отдать вамъ на года, на сколько сами пожелаете, хоть на десять лѣтъ, по той цѣнѣ, какую вы сами назначали — по 6 руб. кругомъ.
— Покорно, батюшка, благодаримъ. Дай Богъ вамъ добраго здоровья.
— Но вѣдь надо намъ, ребята, прежде постараться разверстать угодья. И вамъ, и мнѣ не приходится владѣть черезполосицей.
— Что жь? точно.
— Теперь, ребята, я хотѣлъ съ вами потолковать толкомъ. Вы сами хозяева и не плохіе. Скажите, какова за лѣсомъ къ рѣчкѣ земля, на которой теперь пшеница?
— Земля навозная, первый сортъ.
— Лѣсъ и усадебную барскую землю я оставляю за собой; стало за вашимъ надѣломъ, земли тутъ останется немного и въ этомъ имѣніи вся сила въ мельницѣ. Такъ или нѣтъ?
— Точно батюшка такъ. Ужь и говорить нечего.
— Вы видите, что я съ вами ссориться не желаю.
— Какое батюшка? Много довольны.
— Но нельзя же мнѣ и съ арендаторомъ ссориться. А если онъ будетъ на васъ обижаться, такъ пожалуй и мельницу броситъ. Поэтому я хотѣлъ вамъ сказать, не сойдете ли вы съ усадьбами на землю за лѣсомъ.
— Помилуйте, батюшка, да это намъ на вѣки вѣчные раззориться надо.
