ущербъ другимъ, онъ, индивидуализируясь, становится по изложеннымъ выше причинамъ моментомъ, предрасполагающимъ къ самоубійству. Чѣмъ онъ сильнѣе, тѣмъ, конечно, больше субъектовъ, которыхъ онъ заражаетъ достаточно глубоко, чтобы побудить ихъ къ самоубійству—и наоборотъ. Но самая эта его интенсивность можетъ зависѣть только отъ трехъ слѣдующихъ причинъ: 1) природы индивидовъ, составляющихъ общество, 2) способа, посредствомъ котораго они ассоціируются, т. е. природы соціальныхъ организацій, и 3) случайныхъ обстоятельствъ, которыя нарушаютъ теченіе коллективной жизни, не касаясь ея анатомическаго строенія, какъ-то національные и экономическіе кризисы и т. д. Что касается индивидуальныхъ свойствъ, то они, сами по себѣ, могутъ лишь играть роль, одинаковую для всѣхъ индивидовъ. Въ самомъ дѣлѣ, люди, которые являются только личностями или которые принадлежатъ только къ ничтожному меньшинству, совершенно тонутъ въ массѣ остальныхъ. Но этого мало: такъ какъ они различаются между собой, то они нейтрализуютъ другъ друга и взаимно уничтожаются въ той переработкѣ, результатомъ которой являлся феноменъ коллективный. Только нѣкоторыя самыя общія человѣческія черты могутъ имѣть здѣсь нѣкоторое значеніе; въ общемъ, онѣ почти неизмѣнны; по крайней мѣрѣ, для того чтобы онѣ могли измѣниться, недостаточно тѣхъ нѣсколькихъ вѣковъ, въ теченіе которыхъ существуетъ нація. Слѣдовательно, соціальныя условія, вліяющія на число самоубійствъ, являются единственными, въ силу которыхъ оно можетъ измѣняться, ибо это—единственныя измѣняющіяся причины. Вотъ почему число это остается неизмѣннымъ, поскольку не измѣняется само общество. Это постоянство не зависитъ отъ того, что состояніе духа, порождающее самоубійство, неизвѣстно въ силу какой случайности, сконцентрировано въ опредѣленномъ числѣ частныхъ лицъ и передается, тоже не извѣстно почему, такому же числу подражателей. Но безличныя причины, дающія ему начало и поддерживающія его, остаются
