женіе для спасенія Москвы. Барклай съ силою великой души и исполненный благороднаго самоотверженія добровольно сталъ въ подчиненное положеніе.
Въ Царево-Займище, гдѣ Барклай, пользуясь хорошею позиціею предполагалъ дать сраженіе, прибылъ Кутузовъ къ арміи и двинулъ ее къ деревнѣ Бородино, чрезъ которую проходитъ большая московская дорога; тутъ на позиціи, избранной Беннигсеномъ, онъ сталъ, наконецъ, твердою ногою противъ наступавшая непріятеля. Лѣвый флангъ былъ укрѣпленъ шанцами, правый прислонялся къ вырубленному лѣсу; часть фронта прикрывалась рѣчкою Колочею. Посѣвныя поля обширной равнины были сжаты, деревня Семеновская снесена: такъ образовалось боевое поле, мѣсто ожесточеннаго поединка. Послѣ стычки, бывшей 24 августа, русскіе уже не отступали; оба войска сблизились и стали въ виду другъ друга. 26 августа (7 сентября) должно было послѣдовать страшное столкновеніе огромныхъ силъ, непріязненно стоявшихъ другъ противъ друга.
Именно въ тотъ промежутокъ времени, когда всѣ готовились къ рѣшительному сраженію, вечеромъ 24 августа куръерская телѣжка примчала меня изъ Москвы. Запыленный отъ быстрой ѣзды, я явился къ Барклаю и нашелъ его также запыленнымъ, но боевою пылью. Онъ только что возвратился съ кроваваго сраженія, происходившаго на лѣвомъ флангѣ въ Шевардинскомъ редутѣ. Наши войска мужественно отразили нападенія непріятеля, но оставили однакоже этотъ редутъ вслѣдствіе большаго удаленія его отъ нашей позиціи. Барклай былъ утомленъ, озабоченъ, но онъ привѣтливо протянулъ мнѣ руку, и поздравилъ съ пріѣздомъ. Не время было обращаться къ нему съ вопросами, приносить жалобы, какъ все это не тяжело лежало у меня на сердцѣ. Гдѣ только что гремѣли пушки, гдѣ пороховой дымъ густо разстилался по равнинѣ, гдѣ сотни народа лежали въ своей крови, гдѣ давка и всяческій шумъ окружали насъ, тамъ было не мѣсто и не время для объясненій. Я отложилъ объясненіе до другаго времени, которое однакоже, не наступило въ ближайшіе дни. На слѣдующее утро, Барклай, какъ бы давая мнѣ случай объясниться, сказалъ: «Вы, любезный Левенштернъ, не все еще разсказали про Москву», но въ то самое мгновеніе, когда я хотѣлъ отвѣчать, пришли ординарцы и адъютанты, и мой голосъ замеръ въ толпѣ. Что значило мое бѣдствіе предъ наступавшими міровыми событіями.
25 августа (6 сентября) прошло въ приготовленіяхъ къ отчаянному сраженію. Жажда боя, одушевленіе нашихъ войскъ были неписанны. Кутузовѣ показывался мало: Барклай, Беннигсенъ, Багратіонъ и Толь устраивали все съ величайшею дѣятельностію.
Благодаря трудамъ моего служителя и заботливости товарищей, я нашелъ моихъ лошадей и прочее снаряженіе хорошо сохраненными и въ хорошемъ порядкѣ. Раннимъ утромъ, 26 августа, я сѣлъ на
