Стремились и клокотали, говоря это, жасмины, колокольчики, дремлики, фіалки, ночныя красавицы и смѣшивались внизу, подъ скалами, въ какую-то гудѣвшую, могучую рѣку и уносились въ даль къ синему морю.
— Не торопись жить!—гудѣлъ водопадъ.
— Не торопись жить!—шумѣла стремнина.
Добрыя силы боговъ, наведшія этотъ сонъ на дѣвушку, присутствовали при этомъ, незримые и неосязаемые, и твердо увѣренные, на основаніи долгаго опыта, въ томъ, что дѣвушка все-таки ихъ не послушаетъ и поставитъ на своемъ, рѣшились они, послѣ долгаго соображенія и даже споровъ между собою, не ограничиться совѣтомъ, а сдѣлать дѣло.
Проснулась дѣвушка—старухою! Съ ужасомъ ощутила она свое преобразованіе! глубокія морщины внѣдрились по лицу, потускнѣли голубыя очи, нависли брови, тяжело сжимались пальцы, слухъ отличалъ съ трудомъ даже очень близкіе звуки и трудно было ей ходить, трудно.
Дрожь какая-то постоянно пробѣгала безъ всякой причины по всему тѣлу, пришлось кутаться, и хорошо, что обиліе мѣстныхъ лѣсовъ, нынѣшнихъ пермскихъ, давало возможность запастись мягкою шубкою. Настали холода, сѣверныя сіянія, длинныя ночи и старуха-дѣвушка невыносимо затосковала, кутаясь въ шубку, отогрѣваясь у костровъ и прислушиваясь къ завываніямъ пурги и треску мороза. Хуже всего было то, что безжалостныя на этотъ разъ добрыя силы боговъ сохранили въ ней сознаніе молодости, всю стремительность влеченій неопытной души и всю яркость мечтаній; ей случалось, какъ прежде, встрѣчать Сарматскаго князя, но князь и тутъ не замѣчалъ ея.
Время шло и добрыя силы, по тщательномъ соображеніи и опять-таки поспоривъ между собою въ виду того, другого и третьяго, и найдя, что дѣвушка подросла, рѣшились
Стремились и клокотали, говоря это, жасмины, колокольчики, дремлики, фиалки, ночные красавицы и смешивались внизу, под скалами, в какую-то гудевшую, могучую реку и уносились вдаль к синему морю.
— Не торопись жить! — гудел водопад.
— Не торопись жить! — шумела стремнина.
Добрые силы богов, наведшие этот сон на девушку, присутствовали при этом, незримые и неосязаемые, и твёрдо уверенные, на основании долгого опыта, в том, что девушка всё-таки их не послушает и поставит на своём, решились они, после долгого соображения и даже споров между собою, не ограничиться советом, а сделать дело.
Проснулась девушка — старухою! С ужасом ощутила она своё преобразование! глубокие морщины внедрились по лицу, потускнели голубые очи, нависли брови, тяжело сжимались пальцы, слух отличал с трудом даже очень близкие звуки и трудно было ей ходить, трудно.
Дрожь какая-то постоянно пробегала без всякой причины по всему телу, пришлось кутаться, и хорошо, что обилие местных лесов, нынешних пермских, давало возможность запастись мягкою шубкою. Настали холода, северные сияния, длинные ночи и старуха-девушка невыносимо затосковала, кутаясь в шубку, отогреваясь у костров и прислушиваясь к завываниям пурги и треску мороза. Хуже всего было то, что безжалостные на этот раз добрые силы богов сохранили в ней сознание молодости, всю стремительность влечений неопытной души и всю яркость мечтаний; ей случалось, как прежде, встречать Сарматского князя, но князь и тут не замечал её.
Время шло и добрые силы, по тщательном соображении и опять-таки поспорив между собою ввиду того, другого и третьего, и найдя, что девушка подросла, решились
