снять съ нея тяжелое навожденіе. Рѣшились они сдѣлать это тоже во время сна.
Наступала весна. Тронулись снѣга, потеплѣли туманы и по лѣсамъ и открывавшимся всюду водамъ начали раздаваться свистки и чириканье перелетной птицы. Прежде другихъ прилетѣли съ пѣснями стайки жаворонковъ и овсянки и изгнали зимнихъ свиристелей и длиннохвостыхъ аполлоновокъ; затѣмъ принеслись веселыми хороводами малиновки, дрозды, кулики, зяблики; стали сбрасывать съ цвѣточныхъ почекъ свои мѣховые колпачки всякія вербы и ивы; тронулись сережки бѣлой ольхи; зацвѣли подснѣжники, камчатская саранча; глянула повсюду травка, пустили листики бузина и таволга и, наконецъ, еще дрожа и только къ самому полдню, стали показываться первыя бабочки. Апрѣль только-что начался.
Дѣвушкѣ показалось, что она, все еще старуха въ шубкѣ, заснула на глубокомъ снѣгу и мало-по-малу, такъ казалось ей и это возбуждало въ ней ужасъ, увидѣла она себя погружающеюся въ снѣгъ; она уходила подъ собственною тяжестью въ бѣлую, полную смерти, глубину его; она порывалась карабкаться изъ одолѣвавшаго ее снѣга руками, кричала, плакала, но неисповѣдимая глубина тянула ее и всасывала въ себя. Вотъ уже померкаютъ и послѣдніе проблески земного свѣта, вотъ и тьма обнимаетъ непроглядная, но вдругъ занялся внизу новый свѣтъ, и погружаться стало ей легче и даже любопытно.
На самой неисповѣдимой глубинѣ снѣговъ проснулась дѣвушка во всемъ обаяніи созрѣвшей молодости. Шубка съ нея слетѣла и стала она писаною красавицею! Сарматскій князь, молодой, красивый и храбрый, но, конечно, тоже немного постарѣвшій, на второй или третій день послѣ этого увидѣлъ ее, полюбилъ, женился на ней и они были счастливы и правили народами.
снять с неё тяжёлое наваждение. Решились они сделать это тоже во время сна.
Наступала весна. Тронулись снега, потеплели туманы и по лесам и открывавшимся всюду водам начали раздаваться свистки и чириканье перелётной птицы. Прежде других прилетели с песнями стайки жаворонков и овсянки и изгнали зимних свиристелей и длиннохвостых аполлоновок; затем принеслись весёлыми хороводами малиновки, дрозды, кулики, зяблики; стали сбрасывать с цветочных почек свои меховые колпачки всякие вербы и ивы; тронулись серёжки белой ольхи; зацвели подснежники, камчатская саранча; глянула повсюду травка, пустили листики бузина и таволга и, наконец, ещё дрожа и только к самому полудню, стали показываться первые бабочки. Апрель только что начался.
Девушке показалось, что она, всё ещё старуха в шубке, заснула на глубоком снегу и мало-помалу, так казалось ей и это возбуждало в ней ужас, увидела она себя погружающеюся в снег; она уходила под собственною тяжестью в белую, полную смерти, глубину его; она порывалась карабкаться из одолевавшего её снега руками, кричала, плакала, но неисповедимая глубина тянула её и всасывала в себя. Вот уже померкают и последние проблески земного света, вот и тьма обнимает непроглядная, но вдруг занялся внизу новый свет, и погружаться стало ей легче и даже любопытно.
На самой неисповедимой глубине снегов проснулась девушка во всём обаянии созревшей молодости. Шубка с неё слетела и стала она писаною красавицею! Сарматский князь, молодой, красивый и храбрый, но, конечно, тоже немного постаревший, на второй или третий день после этого увидел её, полюбил, женился на ней и они были счастливы и правили народами.
