блѣдныхъ душиетыхъ волосъ, никоща не знашиихъ щішцо-въ оияѣжио запутанныхъ, и вижу, какъ она читаетъ на клочкахъ набросаиЕыя моей рукою безсвязныя слова, странныя, нелѣпыя, неподходящія ко мнѣ и являюнцяся ей ®перЕые. Я склоняюсь ниже и въ ужасѣ читаю, ігго хною самимъ было налисано въ первый вечеръ встрѣчи. Я читаю: «я люблю тѳбя, всегда любилъ, я вс-егда но-. мншъ тебя, я люблю и любилъ только тебя». Дѣва Чистая, эіЮ' же я іжсалъ тѣмъ ©ечеромъ, когда Абіи внезапно пріѣхала въ гоетиницу; я встрѣтился тогда съ нею въ столовой при погасшемъ электричестівѣ, и мы ѣхали затѣмъ съ нею въ лифтѣ, и загадочно-жутко рѣяли въ сумракѣ отсвѣты ея глазъ. И я ігеречитывалъ снова эти жуткія, словио огравленныя слова: «я люблю ж любилъ», и видѣлъ и понималъ, какъ отравляютъ они невѣдомымъ желаніемъ душу Таси, .но не могъ двпнуть рукой, не могь шевельнутвся и все стоялъ за ея сттиною и читалъ, и губы мои раздвигались въ бсзЕольную растеряныую улыбку. «Да, я любшъ тебя, я любилъ твою чистую, первую, неотразимую любсвь, я былъ подчиненъ ея власти; рано ли, поздно ли, но первая любовь должна осилить и покорить, сопротивленіе 'безполезно». Да, это вотъ писалъ я, вотъ они, мои торопливыя, слошо воровскія слова, выведенныя дрожащей рукою, такія невігнныя и обыкновенныя иа видъ, состоящія изъ какихъ-то крючковъ и черточекъ, писанныя смѣсью воды и красокъ, и, однаяко, тажія властиыя, что заставляютъ блѣднѣтъ. Нѣтъ, это неправда, я не любилъ и не люблю тебя; я не видѣлъ тебя, я не зналъ тебя, ты— созданіе мюего заболѣвшаго мозга, я брежу, ничто не измѣніилось, не треснулъ, а стоитъ гордо и величаво мой алмазвый міръ, созданіе бѣлой идеи; нашъ замокъ не тронутъ, и никого чужого нѣтъ между нами двумя, вбо мы двое— міръ. — Нѣтъ, я никого не любилъ и никого не люблю, кромѣ тебя, 'Моя Тася, — громко говорю я.
