подавателей-натуралистовъ и мѣрки для нихъ были иныя, чѣмъ теперь. Ученость опредѣлялась начитанностью, современность — тѣмъ, насколько профессоръ слѣдитъ книжно за наукой, дѣльность — внесеніемъ въ преподаваніе здравой логической критики, талантливость — умѣньемъ обобщать, а преподавательскія способности — ораторскимъ талантомъ[1]. Нормы требованій были одинаковы и отъ реалиста, и отъ представителя книжной учености. Въ мое студенчество въ московскомъ университетѣ было два натуралиста, пользовавшихся громкой репутаціей, и когда слушатели, тоже натуралисты, увлеченные удачной красивой лекціей одного изъ нихъ, хотѣли похвалить его особенно сильно, то говорили, что онъ почти такой же превосходный профессоръ, какъ Грановскій и Кудрявцевъ.
При такомъ запросѣ со стороны среды и отвѣты получались соотвѣтственные. Преподаваніе съ каѳедры было главной цѣлью, а самостоятельный трудъ хотя и цѣнился, но былъ необязателенъ и считался дѣломъ личнаго вкуса.
Существовали, конечно, и исключенія изъ этого правила. Такъ, естественный факультетъ петербургскаго университета представляетъ и въ этотъ періодъ нѣкоторые признаки коллективной научной жизни. Этимъ онъ былъ однако обязанъ постоянному общенію университета съ сосѣднею по мѣсту академіею наукъ, въ которой науки разрабатывались практически, такъ сказатъ, по закону. На нѣкоторыхъ каѳедрахъ естественнаго отдѣленія преподавателями были прямо академики, на другихъ лица, стоявшія въ связи съ академіей. Поэтому здѣсь есть налицо всѣ признаки настоящаго научнаго движенія. Помимо музеевъ и химической лабораторіи, въ университетѣ заводится родъ лабораторій и по другимъ предметамъ; существуютъ практическія занятія съ учениками по ботаникѣ и зоологіи; для избранныхъ открывается доступъ въ физическую лабораторію академіи наукъ, и даже старый химикъ Соловьевъ руководитъ студентовъ въ практическихъ занятіяхъ. Работа начинается въ маленькихъ кружкахъ, съ маленькими средствами, но уже даетъ плоды. Учителю Ценковскаго, Шиховскому, приходилось обучать юношество микроскопическимъ наблюденіямъ при помощи единственнаго имѣвшагося тогда микроскопа, но онъ все-таки оставилъ ученика, составившаго себѣ громкое имя именно микроскопическими изслѣдованіями. Подъ руководствомъ академика Ленца воспитались Петрушевскій и Р. Ленцъ, а съ именемъ Воскресенскаго связываютъ имена Менделѣева и Н. Н. Соколова. Покойный Кесслеръ— тоже ученикъ петербургскаго университета.
Подобныя же, но уже единичныя, явленія встрѣчаются и въ провинціальныхъ университетахъ. Особенно ярко выступаетъ въ этомъ отношеніи казанская химическая лабораторія, которая приготовила къ нашему періоду такого крупнаго дѣятеля, какъ Бутлеровъ.
Итакъ, повторяю опять, въ предшествующій намъ періодъ самая университетская среда мало способствовала развитію естествознанія. Тогда и въ Германіи, откуда заимствоваласъ наша ученость, вѣроятно еще не вполнѣ сознавалась мысль, что университеты, для выполненія ихъ назначенія служить разсадниками знанія, должны быть не только учрежденіями, гдѣ наука проповѣдуется, но и рабочими научными центрами, гдѣ она развивается. Простая и въ сущности старая ыысль, что учить и учиться можно съ успѣхомъ, только работая, получила широкое практическое развитіе въ Германіи лишь въ пятидесятыхъ годахъ, когда богатыя естественно-научныя лабораторіи были признаны необходимою принадлежностью университетовъ. Подобіе такихъ лабораторій существовало на Западѣ, конечно, съ древности, но они опредѣлялись случайными мѣстными причинами, когда появлялся гдѣ-нибудь выдающійся работникъ-ученый и собиралъ вокругъ себя учениковъ. Лабораторіи нашего времени имѣютъ несравненно болѣе широкое значеніе: какъ необходимая принадлежность всякаго университета, онѣ измѣняютъ всю систему обученія; какъ учрежденія, приноровленныя къ практической разработкѣ научныхъ вопросовъ многими, онѣ замѣняютъ собою прежніе замкнутые кабинеты ученыхъ и вводятъ въ среду учащихся самый процессъ созиданія науки. Какъ школы практическаго обученія, лабораторіи значительно повышаютъ уровень образованія въ массахъ; какъ рабочіе центры, гдѣ наука разра-
- ↑ Я, конечно, не имѣю въ виду утверждать, что эти качества перестали быть драгоцѣнными въ профессорѣ — дѣло въ томъ, что они (за исключеніемъ, разумѣется, ораторскаго таланта) и у реалиста достигались прежде путемъ книжной учености, а теперь ему для здравой критики и обобщеній книгъ уже мало.
