сково посмотрѣлъ на меня, какъ бы любуясь, и сказалъ моему брату:
— А это вѣрно вашъ ребенокъ, мальчикъ или дѣвочка?
Мистеръ Стритъ былъ очень занятъ своимъ телеграфнымъ дѣломъ, и если взять во вниманіе, что онъ долженъ былъ пройти со своимъ проволокомъ отъ восьми до девяти сотъ миль суровыхъ снѣжныхъ, необитаемыхъ горъ, безводныя, безлѣсныя и грустныя пустыни, было натурально и неизбѣжно ему быть такъ сильно занятымъ. Не могъ же онъ съ удобствомъ ѣхать и по дорогѣ приготовлять столбы, ихъ должны были тащить на быкахъ черезъ эти безлюдныя пустыни и надо было переѣзжать съ воды на воду черезъ степи, чтобъ пріобрѣсти одинъ или два столба. Законтрактованное дѣло мистера Стрита было обширное дѣло, съ какой стороны на него ни посмотри; и чтобъ понять, что значатъ слова «отъ восьми до девяти сотъ миль суровыхъ, снѣжныхъ, необитаемыхъ горъ, безводныя, безлѣсныя и грустныя пустыни», нужно самому лично проѣхать ихъ, такъ какъ перо не въ состояніи передать ужасную дѣйствительность читателю. Между тѣмъ важнѣйшее препятствіе не было имъ предусмотрѣно. Онъ переуступилъ мормонамъ самую тяжелую и трудную часть своего подряда, и вдругъ они, неизвѣстно почему, рѣшили, что работать не будутъ, и совершенно спокойно побросали столбы въ горахъ, въ пустыняхъ, гдѣ и куда попало, и отправились по домамъ къ прежнимъ своимъ обычнымъ занятіямъ! Хотя у нихъ было сдѣлано письменное условіе съ мистеромъ Стритомъ, но они на это не обратили никакого вниманія, говоря, что имъ «интересно» видѣть, какъ джентиль заставитъ мормона въ Утахѣ исполнить надувательскій контрактъ, и очень этому смѣялись. Стритъ говорилъ — это онъ самъ намъ разсказывалъ всю исторію:
— Я былъ въ отчаяніи. Контрактъ мой былъ не изъ пустяшныхъ, я подвергался большимъ и тяжелымъ обязательствамъ, если во-время не сдамъ все дѣло; пахло разореніемъ. Это была такая поразительная вещь, такое совсѣмъ непредвидѣнное препятствіе, что я окончательно былъ поставленъ втупикъ. Я человѣкъ дѣловой, всегда имъ былъ, ничѣмъ другимъ не занимался, какъ только дѣлами, и потому вы можете себѣ представить весь мой ужасъ, когда я понялъ, что нахожусь въ странѣ, гдѣ письменные документы, — главное обезпеченіе, главная сила и безусловная необходимость каждаго серьезнаго дѣла, — не имѣютъ законной силы! Я потерялъ всякое довѣріе къ себѣ; было ясно, что совершать новыя условія не было никакой пользы. Совѣто-
