— Черепъ, говоришь? — отлично! — какъ онъ прикрѣпленъ къ стволу? — чѣмъ?
— Сейчасъ, масса, надо посмотрѣть. Вотъ какъ странно — ей Богу — гвоздь въ черепѣ, большой гвоздь.
— Ладно, Юпитеръ, — дѣлай теперь, что я буду тебѣ говорить, — слышишь?
— Да, масса.
— Слушай же, — отыщи лѣвый глазъ черепа.
— А! Э! да! какъ же, тутъ совсѣмъ нѣтъ лѣваго глаза.
— Проклятый олухъ! Знаешь ты свою лѣвую руку?
— Да! знаю! хорошо знаю! — вотъ лѣвая — вотъ, на суку.
— Ну, да, ты лѣвша; и твой лѣвый глазъ тамъ же, гдѣ лѣвая рука. Теперь, надѣюсь, ты отыщешь лѣвый глазъ черепа, или то мѣсто, гдѣ долженъ быть лѣвый глазъ. Нашелъ?
Наступила продолжительная пауза. Наконецъ, негръ спросилъ:
— Лѣвый глазъ на черепѣ, гдѣ лѣвая рука на черепѣ, да? — главная причина, что па черепѣ нѣтъ руки, — ни кусочка!.. Нашелъ лѣвый глазъ — вотъ лѣвый глазъ — что съ нимъ дѣлать?
— Пропусти въ него жука, насколько позволитъ шнурокъ, — только смотри, не урони.
— Готово, масса Вилль — очень просто — смотрите жука внизу.
Въ теченіе этого разговора Юпитеръ оставался невидимымъ; но жукъ, котораго онъ пропустилъ въ орбиту черепа, вскорѣ показался на концѣ шнурка, сверкая точно шарикъ червоннаго золота въ послѣднихъ лучахъ заходящаго солнца, озарявшихъ слабымъ свѣтомъ возвышенность, на которой мы стояли. Scarabaeus висѣлъ какъ разъ надъ нами, и если бы Юпитеръ выпустилъ его, упалъ бы къ нашимъ ногамъ. Легранъ немедленно взялъ косу, и расчистилъ пространство въ три или четыре ярда въ поперечникѣ, подъ жукомъ, — затѣмъ велѣлъ Юпитеру выпустить шнурокъ и слѣзть съ дерева.
Воткнувъ колышекъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ упалъ жукъ, мой другъ досталъ изъ кармана землемѣрную ленту. Прикрѣпивъ одинъ конецъ къ дереву въ ближайшемъ къ колышку пунктѣ, онъ началъ развертывать ее по направленію отъ дерева черезъ колышекъ, и отмѣрилъ такимъ образомъ пятьдесятъ футовъ — Юпитеръ расчищалъ ему дорогу косой. Тутъ онъ вколотилъ другой колышекъ и велѣлъ Юпитеру расчистить вокругъ него небольшое пространство, около четырехъ футовъ въ діаметрѣ. Затѣмъ, взявъ заступъ и давъ по заступу мнѣ и Юпитеру, попросилъ насъ рыть какъ можно усерднѣе.
Правду сказать, я охотно отказался бы отъ этого удовольствія, такъ какъ ночь наступала, а я и безъ того былъ утомленъ нашимъ
