бутылку вверхъ съ жестомъ, значенія котораго я не понялъ.
Я посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ. Онъ повторилъ движеніе — очень забавное.
— «Вы не понимаете?» спросилъ онъ.
— «Нѣтъ», отвѣчалъ я.
— «Такъ вы, значитъ, не принадлежите къ братству».
— «Какъ?»
— «Вы не масонъ».
— «Да, да», — проговорилъ я, — «да, да!»
— «Вы? Не можетъ быть! Вы — масонъ?»
— «Масонъ», отвѣчалъ я.
— «Знакъ!» проговорилъ онъ.
— «Вотъ!» отвѣчалъ я, высовывая небольшую лопату изъ-подъ складокъ своего roguelaure.
— «Вы шутите!» проговорилъ онъ, отступая на нѣсколько шаговъ. «Но давайте же ваше Амонтильядо».
«Да будетъ такъ!» сказалъ я, пряча лопату подъ плащъ, и снова предлагая ему свою руку. Онъ тяжело оперся на нее. Мы продолжали нашъ путь въ поискахъ за Амонтильядо. Мы прошли цѣлый рядъ низкихъ сводовъ, спустились, сдѣлали еще нѣсколько шаговъ, опять спустились, и достигли глубокаго склепа, въ нечистомъ воздухѣ котораго наши факелы скорѣе тлѣли, нежели свѣтили.
Въ самомъ отдаленномъ концѣ склепа виднѣлся другой склепъ, менѣе обширный. Стѣны его были окаймлены человѣческими останками, нагроможденными до самаго свода, наподобіе великихъ катакомбъ Парижа. Три стороны этого второго склепа были еще украшены такимъ образомъ. Съ четвертой же кости были сброшены, они въ безпорядкѣ лежали на землѣ, образуя въ одномъ мѣстѣ такимъ образомъ насыпь. Въ стѣнѣ, освобожденной отъ костей, мы замѣтили еще новую впадину, четыре фута въ глубину, три въ ширину, и шесть или семь въ вышину. Повидимому, она не была предназначена для какого нибудь особаго
