ны[1]. Блаватская и ея сообщники, когда ихъ ловили и ловятъ въ обманахъ, пользовались и пользуются «всѣми» средствами, прежде всего «клеветою», для борьбы со своими обличителями».
Г-жа Желиховская выступаетъ съ «отвѣтомъ», всячески его рекламировавъ, — и на все это отвѣчаетъ: «г-нъ Соловьевъ самый ужасный и коварный человѣкъ, онъ очаровалъ насъ, вынулъ наши сердца, потомъ поѣхалъ вѣнчаться изъ моего дома, потомъ довелъ насъ до безумія и мы, подъ вліяніемъ раздраженія, давали показанія о Блаватской въ самомъ крайнемъ, преувеличенномъ смыслѣ!»
Помилуйте, добрые люди, — ну развѣ это «отвѣтъ» и «защита» невинной, великой женщины, за которую некому заступиться??! И еще еслибы только это!!
- ↑ Если я говорю такъ прямо и опредѣленно — значитъ могу доказать это. Я это и доказываю, съ указаніемъ на теософскіе источники и литературу, въ моей статьѣ о „теософской доктринѣ“, печатающейся въ настоящее время въ журналѣ: „Вопросы философіи и психологіи“. Впрочемъ доктрина эта и такъ извѣстна многимъ.
ны[1]. Блаватская и ее сообщники, когда их ловили и ловят в обманах, пользовались и пользуются «всеми» средствами, прежде всего «клеветою», для борьбы со своими обличителями».
Г-жа Желиховская выступает с «ответом», всячески его рекламировав, — и на все это отвечает: «Г-н Соловьев самый ужасный и коварный человек, он очаровал нас, вынул наши сердца, потом поехал венчаться из моего дома, потом довел нас до безумия и мы, под влиянием раздражения, давали показания о Блаватской в самом крайнем, преувеличенном смысле!»
Помилуйте, добрые люди, — ну разве это «ответ» и «защита» невинной, великой женщины, за которую некому заступиться??! И еще если бы только это!!
Начавъ писать и печатать мои воспоминанія о Блаватской и ея «обществѣ», вызванныя фантастическими статьями г-жи Желиховской, я опровергалъ «видѣнія» этой сочинительницы, называя ее, конечно, ея полнымъ именемъ, — иначе не могло и быть. Но вотъ, силою вещей, на страницахъ моихъ воспоминаній, появилась нѣкая дама, безъ кокорой никакъ нельзя было обойтись. Я назвалъ ее буквой Y. Она фигурировала въ Парижскомъ кружкѣ, относилась скептично къ своей родственницѣ Блаватской, имѣла со мною весьма знаменательную бесѣду въ паркѣ Монсо, первая стала мнѣ открывать глаза на плутни Блаватской (и очень внушительно, ибо толковала о томъ, что основательница «теософическаго общества» требуетъ отъ нея какого-то преступленія!) Затѣмъ она все это подтвердила мнѣ письменно, очевидно желая, по своей честности, любви къ правдѣ и дружбѣ ко мнѣ, — избавить меня отъ увлеченій и всякихъ бѣдъ. Я былъ тогда глубоко ей благодаренъ за это и отвѣчалъ ей искренней дружбой.
Такова роль г-жи Y. до самыхъ послѣднихъ мѣсяцевъ моихъ сношеній съ «теософами». Полагаю что въ этой роли нѣтъ для г-жи Y. ничего дурного и унизительнаго. Если бы дальнѣйшія (съ 1886 года) дѣйствія этой особы не стали діаметрально противуположны ея первоначальнымъ дѣйствіямъ — она промелькнула бы на страницахъ моихъ воспоминаній въ видѣ, такъ сказать, «дамы пріятной во всѣхъ отношеніяхъ» — а затѣмъ безслѣдно бы исчезла.
По первоначальному плану моего разсказа я вовсе и не желалъ сообщать печатно о теософскомъ мщеніи, которому я подвергся и
- ↑ Если я говорю так прямо и определенно, — значит могу доказать это. Я это и доказываю с указанием на теософские источники и литературу в моей статье о «теософской доктрине», печатающейся в настоящее время в журнале «Вопросы философии и психологии». Впрочем, доктрина эта и так известна многим.
Начав писать и печатать мои воспоминания о Блаватской и ее «обществе», вызванные фантастическими статьями г-жи Желиховской, я опровергал «видения» этой сочинительницы, называя ее, конечно, ее полным именем, — иначе не могло и быть. Но вот, силою вещей на страницах моих воспоминаний появилась некая дама, без которой никак нельзя было обойтись. Я назвал ее буквой Y. Она фигурировала в Парижском кружке, относилась скептично к своей родственнице Блаватской, имела со мною весьма знаменательную беседу в парке Монсо, первая стала мне открывать глаза на плутни Блаватской (и очень внушительно, ибо толковала о том, что основательница «теософического общества» требует от нее какого-то преступления!) Затем она все это подтвердила мне письменно, очевидно желая, по своей честности, любви к правде и дружбе ко мне, — избавить меня от увлечений и всяких бед. Я был тогда глубоко ей благодарен за это и отвечал ей искренней дружбой.
Такова роль г-жи Y. до самых последних месяцев моих сношений с «теософами». Полагаю, что в этой роли нет для г-жи Y. ничего дурного и унизительного. Если бы дальнейшие (с 1886 года) действия этой особы не стали диаметрально противоположны ее первоначальным действиям, — она промелькнула бы на страницах моих воспоминаний в виде, так сказать, «дамы приятной во всех отношениях», — а затем бесследно бы исчезла.
По первоначальному плану моего рассказа я вовсе и не желал сообщать печатно о теософском мщении, которому я подвергся и
