Страница:Современная жрица Изиды (Соловьев).pdf/357

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

онѣ раздражены — онѣ самымъ крайнимъ образомъ преувеличиваютъ смыслъ фактовъ, т. е., въ доподлинномъ переводѣ на обыкновенный русскій языкъ — лгутъ. Въ данномъ случаѣ я съ г-жей Желиховской спорить и прекословить не буду). Къ такого рода «багажу» г-на Соловьева принадлежатъ и тѣ мои письма, которыя онъ нынѣ напечаталъ подъ прозрачнымъ покровомъ даннаго имъ мнѣ прозвища, — буквы Y. (стр. 125, 126)».

Вотъ ужь тутъ я «дѣйствую на разстояніи»! Я сижу въ Бретани, а г-жа Желиховская, доведенная до «безумія» моими «флюидами», проговаривается мнѣ изъ Петербурга и пополняетъ мой «багажъ». Ну какъ же не «черная магія» и не «заколдованныя жабы»!

Если кому придетъ охота — пусть внимательно сравнитъ XXIV главу «Изиды» и страницы 119—127 брошюры. Изъ этого сравненія будетъ ясно, что г-жа Желиховская только ухватилась теперь за свое, произведенное моими чарами, безуміе какъ за единственную соломенку спасенія. Въ дѣйствительности же она поступала тогда въ здравомъ разумѣ и полной памяти.

О томъ, какъ вѣрно передаются мои faits et gestes того времени можно судить по такому обращику: на 109 стр. брошюры говорится, что я во пріѣздѣ въ Петербургъ (начало октября 1885 г.) «не только вѣрилъ возможности существованія махатмъ; но и ждалъ отъ нихъ благостыни (какой?!)». А на страницѣ 119: «Тутъ впервые (это относится къ тѣмъ же днямъ, къ моему пріѣзду въ Петербургъ 1-го октября (стараго стиля) 1885 г.) стали мы слышать отъ него сомнительные, даже недружелюбные отзывы о сестрѣ моей и ея дѣлѣ». — Гдѣ же тутъ правда? этого не разберетъ и самъ мудрый Кутъ-Хуми!.

Однако и по толкованіямъ г-жи Желиховской выходитъ, что я заколдовалъ ее и привелъ въ безуміе и раздраженіе, во время котораго она давала мнѣ свои показанія о Блаватской «въ самомъ крайнемъ, преувеличенномъ смыслѣ», — лишь зимою 1885—1886 года. Въ началѣ же лѣта 1884 г., въ Парижѣ, судя по ея словамъ, она была въ здравой памяти. Что же это такое она мнѣ говорила въ паркѣ Монсо? Она теперь восклицаетъ: «Охъ! Боже мой, какъ много лишнихъ словъ вложилъ мнѣ въ уста г-нъ Соловьевъ во время нашей прогулки по Парижу (стр. 30)»… Что я никакихъ лишнихъ словъ не вложилъ ей въ уста — да свидѣтельствуетъ ея нижеслѣдующее письмо отъ 27 октября 1884 года:


Признаніе г-жи Желиховской о «преступленіи».

«…Вы помните нашъ разговоръ въ parc de Monceau? Я вамъ и тогда не могла на многія i поставить точекъ, — но достаточно ихъ кажется выяснила, чтобъ вы знали, что между мной и Еленой общаго мало. Я ее люблю и жалѣю горячо. Надѣюсь что и она меня любитъ также, но… по своему. Помимо этого чувства, неоднократно склонявшаго меня къ снисхожденію и даже къ закрыванію глазъ на

Тот же текст в современной орфографии

они раздражены — они самым крайним образом преувеличивают смысл фактов, то есть в доподлинном переводе на обыкновенный русский язык — лгут. В данном случае я с г-жой Желиховской спорить и прекословить не буду). К такого рода «багажу» г-на Соловьева принадлежат и те мои письма, которые он ныне напечатал под прозрачным покровом данного им мне прозвища, — буквы Y. (стр. 125, 126)».

Вот уж тут я «действую на расстоянии»! Я сижу в Бретани, а г-жа Желиховская, доведенная до «безумия» моими «флюидами», проговаривается мне из Петербурга и пополняет мой «багаж». Ну как же не «черная магия» и не «заколдованные жабы»!

Если кому придет охота — пусть внимательно сравнит XXIV главу «Изиды» и страницы 119—127 брошюры. Из этого сравнения будет ясно, что г-жа Желиховская только ухватилась теперь за свое, произведенное моими чарами безумие как за единственную соломинку спасения. В действительности же она поступала тогда в здравом разуме и полной памяти.

О том, как верно передаются мои faits et gestes того времени, можно судить по такому образчику: на 109 стр. брошюры говорится, что я во приезде в Петербург (начало октября 1885 г.) «не только верил возможности существования махатм, но и ждал от них благостыни (какой?!)». А на странице 119: «Тут впервые (это относится к тем же дням, к моему приезду в Петербург 1 октября (старого стиля) 1885 г.) стали мы слышать от него сомнительные, даже недружелюбные отзывы о сестре моей и ее деле». Где же тут правда? этого не разберет и сам мудрый Кут-Хуми!..

Однако и по толкованиям г-жи Желиховской выходит, что я заколдовал ее и привел в безумие и раздражение, во время которого она давала мне свои показания о Блаватской «в самом крайнем, преувеличенном смысле», — лишь зимою 1885—1886 года. В начале же лета 1884 г. в Париже, судя по ее словам, она была в здравой памяти. Что же это такое она мне говорила в парке Монсо? Она теперь восклицает: «Ох! Боже мой, как много лишних слов вложил мне в уста г-н Соловьев во время нашей прогулки по Парижу (стр. 30)…» Что я никаких лишних слов не вложил ей в уста — да свидетельствует ее нижеследующее письмо от 27 октября 1884 года:

Признание г-жи Желиховской о «преступлении»

«…Вы помните наш разговор в parc de Monceau? Я вам и тогда не могла на многие i поставить точек, — но достаточно их, кажется, выяснила, чтоб вы знали, что между мной и Еленой общего мало. Я ее люблю и жалею горячо. Надеюсь что и она меня любит также, но… по-своему. Помимо этого чувства, неоднократно склонявшего меня к снисхождению и даже к закрыванию глаз на