пропись, а истина… и вотъ, ему надо, конечно, не мало времени, чтобы стереть съ своего лица эту печать проклятья!..
«Что жъ, вѣдь, однако, все это такъ именно и можетъ быть!» — подумалъ я и внутренно удовлетворился ея объясненіемъ относительно Джёджа.
Она продолжала мнѣ объяснять значеніе своего «общества» и, по ея словамъ, оно оказывалось дѣйствительно благодѣтельнымъ и глубоко интереснымъ учрежденіемъ. Неисчерпаемыя сокровища древнихъ знаній, доселѣ ревниво хранившіяся мудрецами раджъ-іогами въ тайникахъ святилищъ Индіи и совсѣмъ невѣдомыя цивилизованному міру, — теперь, благодаря ея общенію съ махатмами и ихъ къ ней довѣрію, открываются для европейцевъ. Міръ долженъ обновиться истиннымъ знаніемъ силъ природы. Эти знанія не могутъ смущать совѣсти христіанина, ибо, если они и не объясняются христіанскими вѣрованіями, то, во всякомъ случаѣ, имъ не противорѣчатъ.
— А вы сами остались христіанкой? — спросилъ я.
— Нѣтъ, я никогда и не была ею, — отвѣтила Блаватская, — до моего перерожденія, до тѣхъ поръ, пока я не стала совсѣмъ, совсѣмъ новымъ существомъ, — я и не думала о какой-либо религіи… Затѣмъ я должна была торжественно принять буддизмъ, перешла въ него со всякими ихъ обрядами. Я нисколько не скрываю этого и не придаю этому большого значенія — все это внѣшность… въ сущности я такая же буддистка, какъ и христіанка, какъ и магометанка. Моя религія — истина, ибо нѣтъ религіи выше истины!
— Такъ это вы и мнѣ, пожалуй, станете совѣтовать перейти въ буддизмъ… на томъ основаніи, что нѣтъ религіи выше истины? — улыбаясь перебилъ я.
— А это вы опять со шпилькой! — улыбнулась и она, — сдѣлайте милость, колите! — видите, какая я жирная, — не почувствую!.. Не шутите, «надсмѣшникъ» вы этакій! дѣло не въ словахъ, а опять-таки — въ истинѣ.
— Слушаю-съ!
Я сильно засидѣлся, а потому сталъ прощаться.
пропись, а истина… и вот, ему надо, конечно, немало времени, чтобы стереть с своего лица эту печать проклятья!..
«Что ж, ведь, однако, все это так именно и может быть!» — подумал я и внутренне удовлетворился ее объяснением относительно Джёджа.
Она продолжала мне объяснять значение своего «общества» и, по ее словам, оно оказывалось действительно благодетельным и глубоко интересным учреждением. Неисчерпаемые сокровища древних знаний, доселе ревниво хранившиеся мудрецами радж-йогами в тайниках святилищ Индии и совсем неведомые цивилизованному миру, — теперь, благодаря ее общению с махатмами и их к ней доверию, открываются для европейцев. Мир должен обновиться истинным знанием сил природы. Эти знания не могут смущать совести христианина, ибо если они и не объясняются христианскими верованиями, то, во всяком случае, им не противоречат.
— А вы сами остались христианкой? — спросил я.
— Нет, я никогда и не была ею, — ответила Блаватская, — до моего перерождения, до тех пор, пока я не стала совсем-совсем новым существом, — я и не думала о какой-либо религии… Затем я должна была торжественно принять буддизм, перешла в него со всякими их обрядами. Я нисколько не скрываю этого и не придаю этому большого значения — все это внешность… в сущности, я такая же буддистка, как и христианка, как и магометанка. Моя религия — истина, ибо нет религии выше истины!
— Так это вы и мне, пожалуй, станете советовать перейти в буддизм… на том основании, что нет религии выше истины? — улыбаясь перебил я.
— А это вы опять со шпилькой! — улыбнулась и она, — сделайте милость, колите! — видите, какая я жирная, — не почувствую!.. Не шутите, «надсмешник» вы этакий! дело не в словах, а опять-таки — в истине.
— Слушаю-с!
Я сильно засиделся, а потому стал прощаться.
