нибудь другой предложилъ мнѣ такую почетную обязанность… Но вѣдь никого кромѣ васъ не было, мы были вдвоемъ…
Она вдругъ заплакала самыми настоящими слезами; она хваталась за голову и, въ отчаяніи, весьма хорошо изображенномъ, металась на своемъ креслѣ.
— Какое несчастье! — кричала она, — опять, опять эта гадость, этотъ дьяволъ, этотъ черный колдунъ, врагъ «хозяина» и мой врагъ овладѣлъ мною!.. Онъ привелъ меня въ безчувствіе — и овладѣлъ моимъ тѣломъ… онъ, значитъ, говорилъ моимъ языкомъ, а я ничего не знаю!..
«Боже мой, она съ ума сходитъ, помѣшалась!» — мелькнуло у меня въ головѣ.
Между тѣмъ слезы ея остановились, она нѣсколько притихла и продолжала:
— Да, вы конечно не повѣрите, вы сочтете это за вздоръ, сказку, новую безсовѣстную ложь, мною придуманную, а между тѣмъ вотъ что со мною случилось… нѣсколько лѣтъ тому назадъ, въ Америкѣ… Я ужь была почти такъ же стара и безобразна, какъ теперь… а между тѣмъ, вѣдь на свѣтѣ бываютъ всякія безобразія, въ меня влюбился тамъ молодой и красивый армянинъ… Вдругъ онъ является ко мнѣ въ домъ и начинаетъ обращаться со мною какъ только мужъ можетъ обращаться съ женой. Я его гоню вонъ; но онъ не идетъ, онъ говоритъ, что я его жена, что мы наканунѣ съ нимъ законно обвѣнчались, обвѣнчались при свидѣтеляхъ, въ числѣ которыхъ былъ и Олкоттъ… Я къ Олкотту… онъ, представьте мой ужасъ, подтверждаетъ… онъ былъ свидѣтелемъ на свадьбѣ и подписался… Такъ вѣдь мнѣ какихъ денегъ стоилъ разводъ съ этимъ армяниномъ!.. Вотъ что бываетъ со мною… такъ и теперь…. Думайте что хотите, но, клянусь вамъ всѣмъ святымъ, я ничего не помню… вы слышали звуки, исходившіе отъ моего языка, но мой разсудокъ, моя воля и сознанье — отсутствовали…
«Нѣтъ, — рѣшилъ я, — она вовсе не сходитъ съ ума, она остается сама собою».
— Придумайте какое-нибудь сносное объясненіе, — сказалъ я.
нибудь другой предложил мне такую почетную обязанность… Но ведь никого кроме вас не было, мы были вдвоем…
Она вдруг заплакала самыми настоящими слезами; она хваталась за голову и в отчаянии весьма хорошо изображенном, металась на своем кресле.
— Какое несчастье! — кричала она, — опять, опять эта гадость, этот дьявол, этот черный колдун, враг «хозяина» и мой враг овладел мною!.. Он привел меня в бесчувствие — и овладел моим телом… он, значит, говорил моим языком, а я ничего не знаю!..
«Боже мой, она с ума сходит, помешалась!» — мелькнуло у меня в голове.
Между тем слезы ее остановились, она несколько притихла и продолжала:
— Да, вы, конечно, не поверите, вы сочтете это за вздор, сказку, новую бессовестную ложь, мною придуманную, а между тем вот что со мною случилось… несколько лет тому назад, в Америке… Я уж была почти так же стара и безобразна, как теперь… а между тем, ведь на свете бывают всякие безобразия, в меня влюбился там молодой и красивый армянин… Вдруг он является ко мне в дом и начинает обращаться со мною, как только муж может обращаться с женой. Я его гоню вон; но он не идет, он говорит, что я его жена, что мы накануне с ним законно обвенчались, обвенчались при свидетелях, в числе которых был и Олкотт… Я к Олкотту… он, представьте мой ужас, подтверждает… он был свидетелем на свадьбе и подписался… Так ведь мне каких денег стоил развод с этим армянином!.. Вот что бывает со мною… так и теперь… Думайте что хотите, но, клянусь вам всем святым, я ничего не помню… вы слышали звуки, исходившие от моего языка, но мой рассудок, моя воля и сознание — отсутствовали…
«Нет, — решил я, — она вовсе не сходит с ума, она остается сама собою».
— Придумайте какое-нибудь сносное объяснение, — сказал я.
