Страница:Современная жрица Изиды (Соловьев).pdf/241

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница выверена

сутствіе или членство въ обществѣ. Я писала что сама первая опрокину всѣ континентальныя общества — парижское и нѣмецкое, гдѣ (кромѣ Гебгардовъ да бѣднаго Hubbé Shleiden) все чучелы и враги, и готова на это — напечатавъ о всѣхъ ихъ подлостяхъ… Но только подумайте, чтобы вы подумали обо мнѣ еслибы мы перемѣнились ролями! Да меня бы вѣшали — я бы васъ не выдала, да и никого другого не выдала бы — даже зная что это правда — а молчала бы. Ну что я вамъ сдѣлала?… Готова завтра же забыть все и любить васъ попрежнему потому что нѣтъ у меня злопамятности и потому что вы русскій — нѣчто для меня изгнанницы священное. Прощайте Е. Б.».

Я убѣжденъ, что она искренно не понимала, почему я ушелъ отъ нея и явился въ числѣ ея обличителей. Ея нравственныя понятія были такъ радикально извращены, что ей нѣкоторыхъ совсѣмъ не хватало. Она воображала, что все въ мірѣ основано на личныхъ отношеніяхъ — и что нѣтъ для этого исключеній. «Что я вамъ, «вамъ» сдѣлала!» «Другихъ, значитъ, я могу надувать сколько угодно, могу ихъ губить, коверкать всю ихъ жизнь, могу предаваться всякимъ святотатствамъ и торговать по мелочамъ величайшими истинами, — если я расположена къ вамъ лично и не могу обмануть васъ, потому что вы меня поняли, если я еще въ силахъ пригодиться вамъ такъ или иначе — такъ за что же вы меня выдаете, да вдобавокъ еще иностранцамъ?!» — вотъ что она мнѣ внушала.

«Вернитесь ко мнѣ, я все забуду!» — еще бы! А сама думала: «попадись теперь мнѣ въ руки — такое устрою, что отъ меня тебѣ развѣ одинъ путь останется — пулю въ лобъ… Да и теперь — берегитесь, вы окружены такимъ кольцомъ, что вся ваша холодная голова вамъ не поможетъ!»

Она даже не удержалась — и вставила въ письмо свое слова эти, которыя, какъ я скоро долженъ былъ убѣдиться, не были пустой угрозой. Она уже готовилась, собравъ свою армію, мстить мнѣ самымъ «теософическимъ» образомъ.



Тот же текст в современной орфографии

сутствие или членство в обществе. Я писала что сама первая опрокину все континентальные общества — парижское и немецкое, где (кроме Гебгардов да бедного Hubbé Shleiden) всё чучелы и враги, и готова на это — напечатав о всех их подлостях… Но только подумайте, чтобы вы подумали обо мне если бы мы переменились ролями! Да меня бы вешали — я бы вас не выдала, да и никого другого не выдала бы — даже зная что это правда — а молчала бы. Ну что я вам сделала?… Готова завтра же забыть всё и любить вас по-прежнему потому что нет у меня злопамятности и потому что вы русский — нечто для меня изгнанницы священное. Прощайте Е. Б.».

Я убежден, что она искренне не понимала, почему я ушел от нее и явился в числе ее обличителей. Ее нравственные понятия были так радикально извращены, что ей некоторых совсем не хватало. Она воображала, что все в мире основано на личных отношениях — и что нет для этого исключений. «Что я вам, «вам» сделала!» «Других, значит, я могу надувать сколько угодно, могу их губить, коверкать всю их жизнь, могу предаваться всяким святотатствам и торговать по мелочам величайшими истинами, — если я расположена к вам лично и не могу обмануть вас, потому что вы меня поняли, если я еще в силах пригодиться вам так или иначе — так за что же вы меня выдаете, да вдобавок еще иностранцам?!» — вот что она мне внушала.

«Вернитесь ко мне, я все забуду!» — еще бы! А сама думала: «Попадись теперь мне в руки — такое устрою, что от меня тебе разве один путь останется — пулю в лоб… Да и теперь — берегитесь, вы окружены таким кольцом, что вся ваша холодная голова вам не поможет!»

Она даже не удержалась — и вставила в письмо свое слова эти, которые, как я скоро должен был убедиться, не были пустой угрозой. Она уже готовилась, собрав свою армию, мстить мне самым «теософическим» образом.