Морсье, знавшей довольно хорошо чету Оклэй и ими интересовавшейся.
И вдругъ, въ то время, какъ наши отставки, въ видѣ заказныхъ писемъ на имя мистера Оклэй, приближались къ Мадрасу, — мистриссъ Оклэй появилась въ Парижѣ, у m-me де-Морсье.
При первомъ взглядѣ на эту бѣдную даму можно было подумать, что она посѣтила насъ въ своемъ «астральномъ тѣлѣ», взявъ уроки «вылѣзанія изъ себя» у спеціалиста по этой части, челы Дамодара… Она была почти неузнаваема — такъ похудѣла, постарѣла, поблѣднѣла, такое истерзанное, испуганное и страдальческое выраженіе застыло на лицѣ ея.
Послѣ перваго ея краткаго визита, m-me де-Морсье назначила ей явиться на слѣдующій день для болѣе обстоятельной бесѣды и просила меня присутствовать при этомъ свиданіи.
— Она знаетъ очень многое и то, что́ она знаетъ — ее погубило, — сказала мнѣ m-me де-Морсье; — когда мы сообщимъ ей все, она, можетъ быть, въ свою очередь будетъ откровенна съ нами… Это совсѣмъ несчастная, погубленная женщина, съ разбитой жизнью и, вдобавокъ, безъ гроша денегъ. Все осталось тамъ… она бѣжала оттуда, навсегда, и вотъ теперь въ Парижѣ — знаете ли зачѣмъ? она пріѣхала брать уроки у парижскихъ модистокъ, съ тѣмъ чтобы, выучившись, открыть въ Лондонѣ модный магазинъ и такимъ образомъ заработывать кусокъ хлѣба. Ей ничего другого не остается. Не знаю только — выдержитъ ли ея здоровье — она неузнаваема — это тѣнь прежней мистриссъ Оклэй… вотъ сами увидите.
И я увидѣлъ, какъ уже сказано, бѣдное «астральное тѣло».
Когда m-me де-Морсье познакомила ее съ документами «дѣла» Могини и миссъ Л., а я — съ моими документами, она, въ большомъ волненіи, сказала намъ:
— Еслибъ я не была въ Адіарѣ и не бѣжала оттуда, то, разумѣется, меня поразили бы всѣ эти открытія. Но теперь ничто меня поразить не можетъ — я сама знаю гораздо бо̀льшее и ужасное!
Она стала дрожать, и слезы брызнули изъ ея глазъ. Но какъ ни просили мы ее сказать намъ, что̀ же именно ей извѣстно, что̀
Морсье, знавшей довольно хорошо чету Оклей и ими интересовавшейся.
И вдруг, в то время как наши отставки в виде заказных писем на имя мистера Оклей приближались к Мадрасу, — мистрисс Оклей появилась в Париже, у m-me де Морсье.
При первом взгляде на эту бедную даму можно было подумать, что она посетила нас в своем «астральном теле», взяв уроки «вылезания из себя» у специалиста по этой части, челы Дамодара… Она была почти неузнаваема — так похудела, постарела, побледнела, такое истерзанное, испуганное и страдальческое выражение застыло на лице ее.
После первого ее краткого визита, m-me де Морсье назначила ей явиться на следующий день для более обстоятельной беседы и просила меня присутствовать при этом свидании.
— Она знает очень многое и то, что́ она знает — ее погубило, — сказала мне m-me де Морсье; — когда мы сообщим ей все, она, может быть, в свою очередь, будет откровенна с нами… Это совсем несчастная, погубленная женщина, с разбитой жизнью и вдобавок без гроша денег. Все осталось там… она бежала оттуда навсегда, и вот теперь в Париже — знаете ли зачем? она приехала брать уроки у парижских модисток, с тем чтобы, выучившись, открыть в Лондоне модный магазин и таким образом зарабатывать кусок хлеба. Ей ничего другого не остается. Не знаю только — выдержит ли ее здоровье — она неузнаваема — это тень прежней мистрисс Оклей… вот сами увидите.
И я увидел, как уже сказано, бедное «астральное тело».
Когда m-me де Морсье познакомила ее с документами «дела» Могини и мисс Л., а я — с моими документами, она, в большом волнении, сказала нам:
— Если б я не была в Адиаре и не бежала оттуда, то, разумеется, меня поразили бы все эти открытия. Но теперь ничто меня поразить не может — я сама знаю гораздо большее и ужасное!
Она стала дрожать, и слезы брызнули из ее глаз. Но как ни просили мы ее сказать нам, что же именно ей известно, что
