Извиняюсь еще разъ за безцеремонность письма. Надѣюсь, что быть можетъ найдете свободную минуту отвѣтить мнѣ слова два. Очень бы я хотѣла видѣть напечатанное въ Россіи окончаніе вышеупомянутаго романа Диккенса. Я долго надъ нимъ работала и переводила съ манускрипта Джемса, какъ онъ писалъ подъ диктовку духа Диккенса…»
Письмо это не дошло еще по назначенію, какъ Е. П. Блаватская послала вслѣдъ за нимъ другое, отъ 14 ноября. Оно весьма краснорѣчиво и полно значенія для ея характеристики.
«Нѣтъ недѣли еще, какъ я писала вамъ и вотъ — горько каюсь въ томъ уже! Сегодня утромъ, по обыкновенію моему, когда я въ городѣ, я сидѣла у единственнаго друга моего, многоуважаемаго всѣми здѣсь Andrew Jackson Davis’а, онъ получилъ ваше письмо, писанное по-французски и, незная хорошо языка, просилъ меня прочесть и перевесть. Въ письмѣ этомъ вы пишете: «J’ai entendu parler de M-me Blavatsky par un de ses parents, qui la dit un medium assez fort. Malheureusement ses communications se ressentent de son moral, qui n’a pas été des plus sévères» [1]. Кто бы вамъ ни говорилъ обо мнѣ, они говорили правду, въ сущности, если не въ подробностяхъ; только видитъ одинъ Богъ, что выстрадала я за мое прошлое. Видно ужь такова судьба моя, что нѣтъ мнѣ на землѣ прощенья. Это прошлое, какъ печать проклятья на Каинѣ преслѣдовало меня всю жизнь и преслѣдуетъ даже сюда, въ Америку, куда я уѣхала, подальше отъ него и отъ людей, которые меня знали въ молодости. Вы сдѣлались невинной причиной тому, что теперь я буду принуждена бѣжать куда-нибудь еще подальше — куда? не знаю. Я не обвиняю васъ, видитъ Богъ, что писавши эти строки, я не имѣю ничего въ душѣ противъ васъ, кромѣ глубокаго, давно знакомаго мнѣ горя, за неисправимое прошлое. Andrew Jackson, который чувствуетъ и читаетъ людей яснѣе всякой книги (а въ этомъ никто не сомнѣвается кто его знаетъ), сказалъ мнѣ на это только слѣдующія многознаме-
- ↑ „Я слышалъ о г-жѣ Блаватской отъ одного изъ ея родственниковъ, который считаетъ ее сильнымъ медіумомъ. Къ несчастію ея сообщенія отзываются ея нравственностью, бывшей не изъ самыхъ строгихъ“.
Извиняюсь еще раз за бесцеремонность письма. Надеюсь, что быть может найдете свободную минуту ответить мне слова два. Очень бы я хотела видеть напечатанное в России окончание вышеупомянутого романа Диккенса. Я долго над ним работала и переводила с манускрипта Джемса, как он писал под диктовку духа Диккенса…»
Письмо это не дошло еще по назначению, как Е. П. Блаватская послала вслед за ним другое, от 14 ноября. Оно весьма красноречиво и полно значения для ее характеристики.
«Нет недели еще, как я писала вам и вот — горько каюсь в том уже! Сегодня утром, по обыкновению моему, когда я в городе, я сидела у единственного друга моего, многоуважаемого всеми здесь Andrew Jackson Davis’а, он получил ваше письмо, писанное по-французски и, не зная хорошо языка, просил меня прочесть и перевесть. В письме этом вы пишете: «J’ai entendu parler de M-me Blavatsky par un de ses parents, qui la dit un medium assez fort. Malheureusement ses communications se ressentent de son moral, qui n’a pas été des plus sévères» [1]. Кто бы вам ни говорил обо мне, они говорили правду, в сущности, если не в подробностях; только видит один Бог, что выстрадала я за мое прошлое. Видно уж такова судьба моя, что нет мне на земле прощенья. Это прошлое, как печать проклятья на Каине преследовало меня всю жизнь и преследует даже сюда, в Америку, куда я уехала, подальше от него и от людей, которые меня знали в молодости. Вы сделались невинной причиной тому, что теперь я буду принуждена бежать куда-нибудь еще подальше — куда? не знаю. Я не обвиняю вас, видит Бог, что писавши эти строки, я не имею ничего в душе против вас, кроме глубокого, давно знакомого мне горя, за неисправимое прошлое. Andrew Jackson, который чувствует и читает людей яснее всякой книги (а в этом никто не сомневается кто его знает), сказал мне на это только следующие многознаме-
- ↑ «Я слышал о г-же Блаватской от одного из ее родственников, который считает ее сильным медиумом. К несчастью, ее сообщения отзываются ее нравственностью, бывшей не из самых строгих».
