мнѣ сдѣлали такую честь помѣстить меня на ряду съ Идой Пфейферъ и Ливингстономъ…»
Таковъ «прологъ» интересной, многоактной драмы, называющейся «теософическимъ обществомъ». Герои встрѣтились на фермѣ братьевъ Эдди, — у «платформы», на которой появлялись странные духи «en chair et en os» грузинъ, нянекъ, русскихъ чиновниковъ, — встрѣтились и поняли другъ друга. Они сразу увидѣли, что у нихъ общая «звѣзда», что они одного поля ягоды и что, поэтому, должны соединиться крѣпкими, неразрывными узами дружбы. Олкоттъ употребилъ всѣ мѣры для того, чтобы «муссировать» Блаватскую, онъ наболталъ о ней всякихъ чудесъ въ своихъ корреспонденціяхъ — и достигъ цѣли: ея статьи стали цѣниться, о ней заговорили, заинтересовались ею, ея портретъ долженъ былъ появиться (хотя, впрочемъ, не появился) на страницахъ «Grafic». Она не осталась въ долгу — напечатала двѣ статьи съ восторженными отзывами о книгѣ Олкотта, которая еще не вышла въ свѣтъ, но уже печаталась.
Извѣстность въ спиритическихъ кружкахъ и значительный литературный заработокъ поставили на ноги Елену Петровну. Богатыя ея способности и смѣлая фантазія развивались быстро — теперь, благодаря рекламамъ Олкотта, она становилась ученой женщиной, необыкновеннымъ медіумомъ, талантливой путешественницей по Африкѣ и Судану… Подъ ногами чувствовалась твердая почва. Одно тревожило: а вдругъ пойдутъ открытія изъ иного періода ея жизни, да пойдутъ еще изъ Россіи, отъ людей, заслуживающихъ полнаго довѣрія! — тогда все пропало.
При первомъ же звукѣ, намекнувшемъ ей на возможность такой опасности, она заволновалась и тотчасъ же рѣшила самый лучшій образъ дѣйствій. Еще не зная, что скоро ей понадобится роль «чистой дѣвственницы», она превратилась въ кающуюся Магдалину. Она обезоруживала своего русскаго корреспондента (казавшагося ей опаснымъ) искренностью и чистосердечіемъ раскаянія. «Была въ полномъ мракѣ; но увидѣла свѣтъ — и всю себя отдала этому свѣту, — объявляла она, просто
мне сделали такую честь поместить меня наряду с Идой Пфейфер и Ливингстоном…»
Таков «пролог» интересной, многоактной драмы, называющейся «теософическим обществом». Герои встретились на ферме братьев Эдди — у «платформы», на которой появлялись странные духи «en chair et en os» грузин, нянек, русских чиновников, — встретились и поняли друг друга. Они сразу увидели, что у них общая «звезда», что они одного поля ягоды и что поэтому должны соединиться крепкими, неразрывными узами дружбы. Олкотт употребил все меры для того, чтобы «муссировать» Блаватскую, он наболтал о ней всяких чудес в своих корреспонденциях — и достиг цели: ее статьи стали цениться, о ней заговорили, заинтересовались ею, ее портрет должен был появиться (хотя, впрочем, не появился) на страницах «Grafic». Она не осталась в долгу — напечатала две статьи с восторженными отзывами о книге Олкотта, которая еще не вышла в свет, но уже печаталась.
Известность в спиритических кружках и значительный литературный заработок поставили на ноги Елену Петровну. Богатые ее способности и смелая фантазия развивались быстро — теперь, благодаря рекламам Олкотта, она становилась ученой женщиной, необыкновенным медиумом, талантливой путешественницей по Африке и Судану… Под ногами чувствовалась твердая почва. Одно тревожило: а вдруг пойдут открытия из иного периода ее жизни, да пойдут еще из России, от людей, заслуживающих полного доверия! — тогда все пропало.
При первом же звуке, намекнувшем ей на возможность такой опасности, она заволновалась и тотчас же решила самый лучший образ действий. Еще не зная, что скоро ей понадобится роль «чистой девственницы», она превратилась в кающуюся Магдалину. Она обезоруживала своего русского корреспондента (казавшегося ей опасным) искренностью и чистосердечием раскаяния. «Была в полном мраке; но увидела свет — и всю себя отдала этому свету, — объявляла она, просто
