лись рекламировать какъ нѣчто необычайное, чудодѣйственное. Теософы распространяли и распространяютъ до сего времени разсказы о томъ, что книга эта написана Е. П. Блаватской съ помощью ея «хозяина», что она, т. е. Елена Петровна, сама невѣдала, что̀ творила, а писала подъ его диктовку или прямо списывала съ появлявшихся передъ нею ватиканскихъ «уникъ», никому невѣдомыхъ, и потомъ, по минованіи надобности, снова возвращавшихся, тѣмъ же астральнымъ путемъ, на полки тайныхъ книгохранилищъ Ватикана.
Олкоттъ доходилъ до того, что серьезно и таинственно вѣщалъ о томъ, какъ для иныхъ главъ «Разоблаченной Изиды» требовались не только «ватиканскія уники», но и «уники», сгорѣвшія при пожарѣ Александрійской библіотеки. И вотъ, когда это было нужно, матеріальныя частицы этихъ драгоцѣнныхъ экземпляровъ, разсѣянныя въ міровомъ пространствѣ, снова собирались, матеріализовались, подобно нянямъ и дядямъ у Эдди, — и Елена Петровна спокойно, своимъ быстрымъ, четкимъ почеркомъ, списывала заключавшіяся въ нихъ великія истины.
Эти легенды, очевидно, позднѣйшаго происхожденія, такъ какъ изъ писемъ, посылавшихся Блаватской ея русскому корреспонденту именно въ то время, когда писалась Изида, — выясняется нѣчто иное менѣе таинственное. Никакого «хозяина» и еще нѣтъ и въ поминѣ, а есть Джонъ Кингъ, матеріализованный духъ, единственный другъ, котораго Елена Петровна любитъ больше всего на свѣтѣ, но котораго не особенно-то уважаетъ, ибо «онъ часто надуваетъ, болтаетъ глупости и на него нельзя полагаться». Она собираетъ вокругъ себя нѣсколько человѣкъ, занимающихся, въ качествѣ диллетантовъ, оккультизмомъ съ одной стороны, и археологіей — съ другой. У этихъ господъ не мало книгъ по занимающимъ ихъ предметамъ, книгъ вовсе не рѣдкостныхъ, не «уникъ», но по большей части совсѣмъ неизвѣстныхъ публикѣ, которая до послѣдняго времени держала оккультистовъ и каббалистовъ въ большомъ пренебреженіи. Блаватская жадно накидывается на эти книги и, съ помощью своего кружка, рѣшается сама писать книгу.
лись рекламировать как нечто необычайное, чудодейственное. Теософы распространяли и распространяют до сего времени рассказы о том, что книга эта написана Е. П. Блаватской с помощью ее «хозяина», что она, то есть Елена Петровна, сама не ведала, что творила, а писала под его диктовку или прямо списывала с появлявшихся перед нею ватиканских «уник», никому неведомых, и потом, по миновании надобности, снова возвращавшихся тем же астральным путем на полки тайных книгохранилищ Ватикана.
Олкотт доходил до того, что серьезно и таинственно вещал о том, как для иных глав «Разоблаченной Изиды» требовались не только «ватиканские уники», но и «уники», сгоревшие при пожаре Александрийской библиотеки. И вот, когда это было нужно, материальные частицы этих драгоценных экземпляров, рассеянные в мировом пространстве, снова собирались, материализовались, подобно няням и дядям у Эдди, — и Елена Петровна спокойно, своим быстрым, четким почерком, списывала заключавшиеся в них великие истины.
Эти легенды, очевидно, позднейшего происхождения, так как из писем, посылавшихся Блаватской ее русскому корреспонденту именно в то время, когда писалась Изида, — выясняется нечто иное менее таинственное. Никакого «хозяина» и еще нет и в помине, а есть Джон Кинг, материализованный дух, единственный друг, которого Елена Петровна любит больше всего на свете, но которого не особенно-то уважает, ибо «он часто надувает, болтает глупости и на него нельзя полагаться». Она собирает вокруг себя несколько человек, занимающихся в качестве дилетантов оккультизмом, с одной стороны, и археологией, — с другой. У этих господ немало книг по занимающим их предметам, книг вовсе не редкостных, не «уник», но по большей части совсем неизвестных публике, которая до последнего времени держала оккультистов и каббалистов в большом пренебрежении. Блаватская жадно накидывается на эти книги и с помощью своего кружка решается сама писать книгу.
