Блаватской, въ домъ коммерсанта Гебгарда, чуть ли не самый лучшій домъ въ Эльберфельдѣ.
Блаватской, в дом коммерсанта Гебгарда, чуть ли не самый лучший дом в Эльберфельде.
Мы застали нашу бѣдную «madame» совсѣмъ распухшей отъ водянки, почти недвижимой въ огромномъ креслѣ, окруженную Олкоттомъ, Могини, Китли, двумя англичанками изъ Лондона, мистрисъ и миссъ Арундэль, американкой Голлуэй и Гебгардомъ съ женою и сыномъ. Другіе Гебгарды, а также «племянники и племянницы», о которыхъ мнѣ писала Блаватская, куда-то уѣхали изъ Эльберфельда.
«Madame», увидя насъ, обрадовалась чрезвычайно, оживилась, затормошилась на своемъ креслѣ и стала «отводить душу» русскимъ языкомъ, къ ясно подмѣченному мною неудовольствію окружавшихъ.
Мы находились въ большой, прекрасной гостиной. Арка раздѣляла эту комнату на двѣ части, тяжелыя драпировки были спущены и что̀ находилось тамъ, въ другой половинѣ гостиной — я не зналъ. Когда мы достаточно наговорились — Елена Петровна позвала Рудольфа Гебгарда, молодого человѣка съ весьма хорошими манерами, шепнула ему что-то — и онъ исчезъ.
— Я сейчасъ сдѣлаю вамъ сюрпризъ! — сказала она.
Я скоро понялъ, что сюрпризъ этотъ относится къ скрытой за драпировкой половинѣ гостиной, такъ какъ тамъ началась какая-то возня.
Вдругъ занавѣси отдернулись и, освѣщенныя яркимъ, голубоватымъ свѣтомъ, сконцентрированнымъ и усиленнымъ рефлекторами, передъ нами выросли двѣ поразительныя фигуры. Въ первое мгновеніе мнѣ представилось, что я вижу живыхъ людей — такъ ловко было все придумано. Но это оказались два большихъ задрапированныхъ портрета махатмъ Моріа и Кутъ-Хуми, напи-
Мы застали нашу бедную «madame» совсем распухшей от водянки, почти недвижимой в огромном кресле, окруженную Олкоттом, Могини, Китли, двумя англичанками из Лондона, мистрис и мисс Арундэль, американкой Голлуэй и Гебгардом с женою и сыном. Другие Гебгарды, а также «племянники и племянницы», о которых мне писала Блаватская, куда-то уехали из Эльберфельда.
«Madame», увидя нас, обрадовалась чрезвычайно, оживилась, затормошилась на своем кресле и стала «отводить душу» русским языком, к ясно подмеченному мною неудовольствию окружавших.
Мы находились в большой, прекрасной гостиной. Арка разделяла эту комнату на две части, тяжелые драпировки были спущены и что находилось там, в другой половине гостиной — я не знал. Когда мы достаточно наговорились, Елена Петровна позвала Рудольфа Гебгарда, молодого человека с весьма хорошими манерами, шепнула ему что-то — и он исчез.
— Я сейчас сделаю вам сюрприз! — сказала она.
Я скоро понял, что сюрприз этот относится к скрытой за драпировкой половине гостиной, так как там началась какая-то возня.
Вдруг занавеси отдернулись и освещенные ярким голубоватым светом, сконцентрированным и усиленным рефлекторами, перед нами выросли две поразительные фигуры. В первое мгновение мне представилось, что я вижу живых людей — так ловко было все придумано. Но это оказались два больших задрапированных портрета махатм Мориа и Кут-Хуми, напи-
