и нареканіе, что лишили жизни Сократа, человѣка мудраго! Да, тѣ, которые вздумаютъ оскорбить васъ, назовутъ меня именно мудрымъ, хотя я и не мудрецъ. Между тѣмъ, если бы вы немного подождали, — это сдѣлалось бы само собою. Посмотрите-ка на мой возрастъ: какъ далеко ушла жизнь! какъ близко стоитъ смерть! Говорю это не всѣмъ вамъ, а тѣмъ, которые присудили меня къ смерти; имъ же говорю и слѣдующее: Можетъ быть, вы думаете, граждане, что я палъ D. отъ недостатка такихъ рѣчей, которыми могъ бы убѣдить васъ, если бы почелъ нужнымъ сдѣлать и высказать все, для избѣжанія приговора? Совсѣмъ нѣтъ; причина моего паденія конечно недостатокъ — только не рѣчей, а дерзости, безстыдства и охоты говорить вамъ то, что было бы весьма пріятно для вашего слуха, когда бы то-есть я проливалъ слезы, горевалъ, дѣлалъ и говорилъ много иного, что, какъ сказано, недостойно меня, и что однакожъ вы привыкли слышать отъ другихъ. Нѣтъ, у меня и прежде не было обыкновенія, ради E. опасности, совершать что-нибудь рабское, и теперь не раскаяваюсь, что такъ оправдывался. Напротивъ, мнѣ кажется, лучше съ этимъ оправданіемъ умереть, нежели съ тѣмъ жить; потому что ни я, ни кто другой, въ судѣ ли то, или на войнѣ, не долженъ устремлять мыслей своихъ къ тому, какъ бы избѣгнуть всего, грозящаго смертію. Вѣдь въ сраженіи часто видимъ, что отъ смерти-то могъ бы избавиться, — кто, бросивъ 39. оружіе, обратился бы къ преслѣдователямъ съ покорностію. Есть много и другихъ способовъ избѣгать смерти въ минуту каждой опасности, лишь бы имѣть дерзость все дѣлать и говорить. Да, не это трудно, граждане; гораздо труднѣе уйти отъ злобы, чѣмъ отъ смерти; потому что первая бѣжитъ быстрѣе послѣдней. Вотъ и теперь, меня, человѣка медленнаго и стараго, догнало медленнѣйшее; а обвинители мои, люди B. сильные и живые, пойманы тѣмъ, что быстрѣе — злобою. Поэтому теперь я отхожу, приговоренный вами къ смерти; а они удаляются, обличенные истиною въ злодѣйствѣ и несправедливости. И я и они — будемъ вѣрны произнесенному надъ
и нарекание, что лишили жизни Сократа, человека мудрого! Да, те, которые вздумают оскорбить вас, назовут меня именно мудрым, хотя я и не мудрец. Между тем, если бы вы немного подождали, — это сделалось бы само собою. Посмотрите-ка на мой возраст: как далеко ушла жизнь! как близко стоит смерть! Говорю это не всем вам, а тем, которые присудили меня к смерти; им же говорю и следующее: Может быть, вы думаете, граждане, что я пал D. от недостатка таких речей, которыми мог бы убедить вас, если бы почел нужным сделать и высказать всё, для избежания приговора? Совсем нет; причина моего падения конечно недостаток — только не речей, а дерзости, бесстыдства и охоты говорить вам то, что было бы весьма приятно для вашего слуха, когда бы то есть я проливал слезы, горевал, делал и говорил много иного, что, как сказано, недостойно меня, и что однакож вы привыкли слышать от других. Нет, у меня и прежде не было обыкновения, ради E. опасности, совершать что-нибудь рабское, и теперь не раскаяваюсь, что так оправдывался. Напротив, мне кажется, лучше с этим оправданием умереть, нежели с тем жить; потому что ни я, ни кто другой, в суде ли то, или на войне, не должен устремлять мыслей своих к тому, как бы избегнуть всего, грозящего смертию. Ведь в сражении часто видим, что от смерти-то мог бы избавиться, — кто, бросив 39. оружие, обратился бы к преследователям с покорностью. Есть много и других способов избегать смерти в минуту каждой опасности, лишь бы иметь дерзость всё делать и говорить. Да, не это трудно, граждане; гораздо труднее уйти от злобы, чем от смерти; потому что первая бежит быстрее последней. Вот и теперь, меня, человека медленного и старого, догнало медленнейшее; а обвинители мои, люди B. сильные и живые, пойманы тем, что быстрее — злобою. Поэтому теперь я отхожу, приговоренный вами к смерти; а они удаляются, обличенные истиною в злодействе и несправедливости. И я и они — будем верны произнесенному над
