рово, а отличное отъ того пораждало болѣзнь и было противно искусству? Или, когда бы все такое случилось въ знаніи-то и истинномъ искусствѣ, взятомъ вообще, — подобныя законоположенія E. непремѣнно возбудили бы громкій смѣхъ?
Сокр. Мл. Безъ сомнѣнія.
Ин. Поэтому, пусть бы тотъ, кто писалъ о правомъ и не правомъ, о прекрасномъ и постыдномъ, о добромъ и зломъ, или неписьменно давалъ законы стадамъ человѣческимъ, какія пасутся въ городахъ по законамъ писавшихъ, — пусть бы этотъ писатель искусный, или другой подобный ему, вернулся 296. къ намъ: — можно ли ему было бы предписывать иное, вопреки тому? Или и это запрещеніе, по истинѣ, показалось бы не менѣе смѣшнымъ, чѣмъ то?
Сокр. Мл. Какъ же.
Ин. На этотъ случай знаешь ли поговорку, повторяемую народомъ?
Сокр. Мл. Теперь-то не представляю.
Ин. А между тѣмъ ее сто̀итъ привесть. Говорятъ, что кому извѣстны законы, сравнительно съ прежними лучшіе, тотъ долженъ дать ихъ своему городу, убѣдивши каждаго, — не иначе.
Сокр. Мл. Такъ что же? развѣ не правильно?
B.Ин. Можетъ быть. Но кто, не убѣждая, насильно навязываетъ лучшее, — отвѣчай, какое имя этому насилію? Впрочемъ, нѣтъ еще; сначала на счетъ прежняго.
Сокр. Мл. О чемъ ты говоришь?
Ин. Когда кто, не убѣдивъ врачуемаго, однако строго держась искусства, принудилъ бы ребенка, какого нибудь мужчину, или и женщину, дѣлать лучшее, вопреки написанному, — какое будетъ имя этому насилію? Не скорѣе ли — всякое, чѣмъ такъ называемая погрѣшность противъ искусства, C. соединенная съ вредомъ? И насилуемый въ этомъ отношеніи не правильно ли скажетъ скорѣе все, чѣмъ то, будто чрезъ насиліе врачей потерпѣлъ онъ нѣчто вредное и противное искусству?
рово, а отличное от того порождало болезнь и было противно искусству? Или, когда бы всё такое случилось в знании-то и истинном искусстве, взятом вообще, — подобные законоположения E. непременно возбудили бы громкий смех?
Сокр. Мл. Без сомнения.
Ин. Поэтому, пусть бы тот, кто писал о правом и не правом, о прекрасном и постыдном, о добром и злом, или неписьменно давал законы стадам человеческим, какие пасутся в городах по законам писавших, — пусть бы этот писатель искусный, или другой подобный ему, вернулся 296. к нам: — можно ли ему было бы предписывать иное, вопреки тому? Или и это запрещение, поистине, показалось бы не менее смешным, чем то?
Сокр. Мл. Как же.
Ин. На этот случай знаешь ли поговорку, повторяемую народом?
Сокр. Мл. Теперь-то не представляю.
Ин. А между тем ее сто̀ит привесть. Говорят, что кому известны законы, сравнительно с прежними лучшие, тот должен дать их своему городу, убедивши каждого, — не иначе.
Сокр. Мл. Так что же? разве не правильно?
B.Ин. Может быть. Но кто, не убеждая, насильно навязывает лучшее, — отвечай, какое имя этому насилию? Впрочем, нет еще; сначала насчет прежнего.
Сокр. Мл. О чём ты говоришь?
Ин. Когда кто, не убедив врачуемого, однако строго держась искусства, принудил бы ребенка, какого-нибудь мужчину, или и женщину, делать лучшее, вопреки написанному, — какое будет имя этому насилию? Не скорее ли — всякое, чем так называемая погрешность против искусства, C. соединенная с вредом? И насилуемый в этом отношении не правильно ли скажет скорее всё, чем то, будто чрез насилие врачей потерпел он нечто вредное и противное искусству?