Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 6, 1879.pdf/26

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана
21
ВВЕДЕНІЕ.

леніе тѣхъ, которые на силу искусства полагаются больше, нежели на законодательство. И такъ, превосходное дѣло не процвѣтаніе законовъ, а то, чтобы кормило государства держалъ въ своихъ рукахъ человѣкъ съ царскимъ умомъ, который будетъ какъ бы νόμος ἔμφυχος, — не мертвымъ, а живымъ закономъ государства (p. 291 C — 297 B).

Никогда не можетъ быть, чтобы многочисленная толпа пріобрѣла такое знаніе и мудро управляла государствомъ. Правильное управленіе есть преимущество весьма не многихъ, даже одного. А такъ называемыя республики суть не иное что, какъ наилучшія подражанія этой формѣ правленія, болѣе или менѣе къ ней приближающіяся. Для сохраненія себя, республики принуждены бываютъ усвоить постановленія того наилучшаго государства, и начинаютъ заботиться о томъ, что мы сейчасъ одобрили, хоть это и не самое хорошее, — чтобы, т. е., никто изъ гражданъ не смѣлъ поступать противъ законовъ, а иначе подвергался наказанію и смерти. Это — форма вторая, послѣ той первой, которую мы описали (p. 297 B — E).

Давай же теперь изобразимъ яснѣе, какъ произошла эта, названная нами второю. Души людей обыкновенныхъ не понимаютъ величія и превосходства того истинно царскаго искусства, и отъ этого ускоряется его погибель, равно какъ и погибель другихъ искусствъ. Не зная ихъ, грубый народъ отнимаетъ у людей знающихъ всю власть наставленія, и постановляетъ свои законы, чтобы съ ними соображаемы были всѣ дѣйствія. Очевидно, что, подъ вліяніемъ запретительнаго закона, не сдѣлано будетъ никакихъ изобрѣтеній, на расширеніе и усовершенствованіе искусствъ, и жизнь, скучная уже и теперь, сдѣлается еще несноснѣе (p. 297 E — 299 E).

И это уже, само, по себѣ, зло; но будетъ зло еще большее, если человѣкъ, поставленный стражемъ законовъ, окажетъ пренебреженіе къ ихъ авторитету и, для какихъ нибудь своекорыстныхъ цѣлей, станетъ ослаблять силу ихъ.

Тот же текст в современной орфографии

ление тех, которые на силу искусства полагаются больше, нежели на законодательство. Итак, превосходное дело не процветание законов, а то, чтобы кормило государства держал в своих руках человек с царским умом, который будет как бы νόμος ἔμφυχος, — не мертвым, а живым законом государства (p. 291 C — 297 B).

Никогда не может быть, чтобы многочисленная толпа приобрела такое знание и мудро управляла государством. Правильное управление есть преимущество весьма немногих, даже одного. А так называемые республики суть не иное что, как наилучшие подражания этой форме правления, более или менее к ней приближающиеся. Для сохранения себя, республики принуждены бывают усвоить постановления того наилучшего государства, и начинают заботиться о том, что мы сейчас одобрили, хоть это и не самое хорошее, — чтобы, т. е., никто из граждан не смел поступать против законов, а иначе подвергался наказанию и смерти. Это — форма вторая, после той первой, которую мы описали (p. 297 B — E).

Давай же теперь изобразим яснее, как произошла эта, названная нами второю. Души людей обыкновенных не понимают величия и превосходства того истинно царского искусства, и от этого ускоряется его погибель, равно как и погибель других искусств. Не зная их, грубый народ отнимает у людей знающих всю власть наставления, и постановляет свои законы, чтобы с ними соображаемы были все действия. Очевидно, что, под влиянием запретительного закона, не сделано будет никаких изобретений, на расширение и усовершенствование искусств, и жизнь, скучная уже и теперь, сделается еще несноснее (p. 297 E — 299 E).

И это уже, само, по себе, зло; но будет зло еще большее, если человек, поставленный стражем законов, окажет пренебрежение к их авторитету и, для каких-нибудь своекорыстных целей, станет ослаблять силу их.