собности каждаго недѣлимаго, а потомъ испытаннаго постарается наставить и образовать, и для того избранныхъ своихъ отдастъ въ науку надежнымъ учителямъ, которые дѣло наставленія будутъ выполнять подъ его руководствомъ и распоряженіемъ. Какъ искусство ткацкое управляетъ чесальнымъ и всѣми прочими, которыя производятъ что нибудь, необходимое для ткачества: такъ и искусство царя внимательно наблюдаетъ за публичными учителями и воспитателями и не позволяетъ имъ преподавать ничего такого, отъ слушанія чего души юношей не соотвѣтствовали бы его духу. А когда найдутся такіе, которые не могутъ быть причастны мужества, мудрости и другихъ добродѣтелей, но, по испорченной нравственности, влекутся къ нечестію, дерзости, любострастію, несправедливости, — этихъ оно извергаетъ, наказывая смертію или ссылкою, или подвергаетъ величайшему безчестію. Не менѣе строго обходится оно и съ людьми, неспособными къ добродѣтели и мудрости и коснѣющими въ невѣжествѣ; ихъ причисляетъ оно къ классу рабовъ. Изъ всѣхъ же прочихъ, которыхъ души и способности могутъ быть настроены къ благородству, оно образуетъ какъ бы государственную ткань, предполагая, что люди, склонные къ мужеству, по твердости, и серьезности своихъ способностей, послужатъ государству какъ бы основою, а души, по природѣ болѣе мягкія, будутъ въ государствѣ какъ бы утокомъ общественной ткани. А связать ихъ и сплесть старается оно такъ: во первыхъ, вѣчную часть душъ ихъ, по сродству ея, соединяетъ связію божественною; потомъ часть животную связуетъ узами человѣческими; ибо въ человѣческомъ родѣ, причастномъ божества, божественное есть не иное что, какъ справедливое, и притомъ несомнѣнное и скрѣпленное умомъ, сужденіе о честномъ, справедливомъ и добромъ. А чтобы такое сужденіе укоренилось въ душахъ гражданъ, — это наилучшимъ образомъ можетъ сдѣлать царскимъ своимъ искусствомъ одинъ тотъ, кто совершенно владѣетъ искусствомъ политическимъ и имѣетъ достоинство хорошаго за-
собности каждого неделимого, а потом испытанного постарается наставить и образовать, и для того избранных своих отдаст в науку надежным учителям, которые дело наставления будут выполнять под его руководством и распоряжением. Как искусство ткацкое управляет чесальным и всеми прочими, которые производят что-нибудь, необходимое для ткачества: так и искусство царя внимательно наблюдает за публичными учителями и воспитателями и не позволяет им преподавать ничего такого, от слушания чего души юношей не соответствовали бы его духу. А когда найдутся такие, которые не могут быть причастны мужества, мудрости и других добродетелей, но, по испорченной нравственности, влекутся к нечестию, дерзости, любострастью, несправедливости, — этих оно извергает, наказывая смертию или ссылкою, или подвергает величайшему бесчестию. Не менее строго обходится оно и с людьми, неспособными к добродетели и мудрости и коснеющими в невежестве; их причисляет оно к классу рабов. Из всех же прочих, которых души и способности могут быть настроены к благородству, оно образует как бы государственную ткань, предполагая, что люди, склонные к мужеству, по твердости, и серьезности своих способностей, послужат государству как бы основою, а души, по природе более мягкие, будут в государстве как бы утоком общественной ткани. А связать их и сплесть старается оно так: во-первых, вечную часть душ их, по сродству её, соединяет связию божественною; потом часть животную связует узами человеческими; ибо в человеческом роде, причастном божества, божественное есть не иное что, как справедливое, и притом несомненное и скрепленное умом, суждение о честном, справедливом и добром. А чтобы такое суждение укоренилось в душах граждан, — это наилучшим образом может сделать царским своим искусством один тот, кто совершенно владеет искусством политическим и имеет достоинство хорошего за-
