наго царя. Войдемъ въ разсмотрѣніе каждой изъ этихъ частей.
О діалектической сторонѣ первой части, простирающейся отъ p. 258 C до 268 E и отъ 274 E до 291 C, говорить много нечего. Цѣль ея, — представить въ смѣшномъ видѣ мегарскую діалектику и исправить ее сократическими пріемами, — преслѣдуется въ подробностяхъ, почти заслоняющихъ намѣреніе изслѣдовать политика и его искусство. Впрочемъ и тутъ Платонъ не забываетъ, что это — главный его предметъ. Онъ сперва учитъ, подъ какими родами знанія содержится искусство политическое; потомъ, отъ какихъ сродныхъ съ нимъ искусствъ должно быть оно отдѣлено, при чемъ хотя болѣе шутитъ, чѣмъ говоритъ серьезно, однакоже постоянно имѣетъ въ виду вывести на свѣтъ все, полезное для объясненія предмета. Изъ этого видно, что въ первой части своего діалога философъ положилъ провести границы, въ которыхъ надобно искать достоинствъ искусства политическаго, по отдѣленіи всего, что кажется ему чуждымъ. Стало быть, здѣсь какъ бы очищено поприще для изслѣдованія политической мудрости и для занятія тѣмъ, что̀ представляется главнымъ вопросомъ предпринятой бесѣды. Надобно, конечно, согласиться, что эта часть Политика развита больше въ интересахъ діалектики, представляя практическія указанія на то, съ какихъ сторонъ она можетъ быть исправлена; однакожъ никто не будетъ сомнѣваться, что вошедшія сюда разсужденія не маловажны и для правильнаго опредѣленія свойствъ и природы какъ искусства политическаго, такъ и самыхъ политиковъ.
Но, предположивъ начертать образъ истиннаго политика, Платонъ вдругъ обобщаетъ свой взглядъ и приходитъ къ мысли, что правителю человѣческихъ обществъ необходимо имѣть предъ глазами идеалъ управленія всемірнаго, смотря на который, могъ бы онъ осязательно знать, чему надобно слѣдовать при управленіи обществомъ. Впрочемъ дальнѣйшей характеристики этого идеала въ Политикѣ не видно: фи-
наго царя. Войдем в рассмотрение каждой из этих частей.
О диалектической стороне первой части, простирающейся от p. 258 C до 268 E и от 274 E до 291 C, говорить много нечего. Цель её, — представить в смешном виде мегарскую диалектику и исправить ее сократическими приемами, — преследуется в подробностях, почти заслоняющих намерение исследовать политика и его искусство. Впрочем, и тут Платон не забывает, что это — главный его предмет. Он сперва учит, под какими родами знания содержится искусство политическое; потом, от каких сродных с ним искусств должно быть оно отделено, при чём хотя более шутит, чем говорит серьезно, однако же постоянно имеет в виду вывести на свет всё, полезное для объяснения предмета. Из этого видно, что в первой части своего диалога философ положил провести границы, в которых надобно искать достоинств искусства политического, по отделении всего, что кажется ему чуждым. Стало быть, здесь как бы очищено поприще для исследования политической мудрости и для занятия тем, что̀ представляется главным вопросом предпринятой беседы. Надобно, конечно, согласиться, что эта часть Политика развита больше в интересах диалектики, представляя практические указания на то, с каких сторон она может быть исправлена; однакож никто не будет сомневаться, что вошедшие сюда рассуждения не маловажны и для правильного определения свойств и природы как искусства политического, так и самых политиков.
Но, предположив начертать образ истинного политика, Платон вдруг обобщает свой взгляд и приходит к мысли, что правителю человеческих обществ необходимо иметь пред глазами идеал управления всемирного, смотря на который, мог бы он осязательно знать, чему надобно следовать при управлении обществом. Впрочем дальнейшей характеристики этого идеала в Политике не видно: фи-
