тагоръ. — Далѣе, положимъ, вы спросите меня: къ чему же ты такъ много и съ разныхъ сторонъ разсматриваешь это? Прошу снисхожденія, отвѣчалъ бы я. Во-первыхъ: не легко показать, что значитъ то состояніе, въ которомъ, по вашему выраженію, человѣкъ служитъ удовольствіямъ; во-вторыхъ, въ этомъ именно и сосредоточивается вся сила доказательствъ. Я считаю нужнымъ и еще сказать вамъ: смотрите, называете ли вы добро чѣмъ-то отличнымъ отъ удовольствія, а зло — чѣмъ-то отличнымъ отъ страданія? или для васъ 355. достаточно прожить вѣкъ пріятно, безъ страданій? Если достаточно, и вы не знаете другаго добра или зла, которое не оканчивалось бы этимъ; то слушайте далѣе. Когда вы говорите, что нерѣдко человѣкъ, понимающій извѣстное дѣйствіе, какъ зло, тѣмъ не менѣе, совершаетъ его, хотя бы и могъ не совершать, потому что бываетъ побѣжденъ и возбуждается удовольствіями, когда вы говорите также, что B. человѣкъ, знающій добро, не хочетъ дѣлать его, повинуясь минутному удовольствію: то ваши слова я нахожу смѣшными. А что онѣ смѣшны, тотчасъ будетъ видно, какъ скоро мы перестанемъ называть предметы различными именами, напримѣръ, и пріятнымъ и непріятнымъ, и добромъ и зломъ; но, такъ какъ этихъ предметовъ найдено только два, будемъ означать ихъ и двумя названіями, то-есть, или всегда добромъ и зломъ, или всегда пріятнымъ и непріятнымъ. C. Условившись такимъ образомъ, мы говоримъ, что человѣкъ, понимающій зло, какъ зло, тѣмъ не менѣе совершаетъ его. Но пусть спросятъ насъ: по чему? По тому, скажемъ, что онъ побѣждается. — Чѣмъ побѣждается? спросятъ еще. — На это уже нельзя отвѣчать: удовольствіемъ; потому что вмѣсто слова «удовольствіе» мы приняли слово «добро». И такъ, остается только повторять: по тому что побѣждается. — Да чѣмъ же побѣждается? скажутъ намъ. — Ахъ, ради Зевса, добромъ. — Тогда, вопрошатель, если онъ любитъ уколоть, засмѣется и примолвитъ: забавныя вещи разсказываете вы! Человѣкъ, зная что зло есть зло, и что не должно дѣлать его, D.
тагор. — Далее, положим, вы спросите меня: к чему же ты так много и с разных сторон рассматриваешь это? Прошу снисхождения, отвечал бы я. Во-первых: не легко показать, что значит то состояние, в котором, по вашему выражению, человек служит удовольствиям; во-вторых, в этом именно и сосредоточивается вся сила доказательств. Я считаю нужным и еще сказать вам: смотрите, называете ли вы добро чем-то отличным от удовольствия, а зло — чем-то отличным от страдания? или для вас 355. достаточно прожить век приятно, без страданий? Если достаточно, и вы не знаете другого добра или зла, которое не оканчивалось бы этим; то слушайте далее. Когда вы говорите, что нередко человек, понимающий известное действие, как зло, тем не менее, совершает его, хотя бы и мог не совершать, потому что бывает побежден и возбуждается удовольствиями, когда вы говорите также, что B. человек, знающий добро, не хочет делать его, повинуясь минутному удовольствию: то ваши слова я нахожу смешными. А что они смешны, тотчас будет видно, как скоро мы перестанем называть предметы различными именами, например, и приятным и неприятным, и добром и злом; но, так как этих предметов найдено только два, будем означать их и двумя названиями, то есть, или всегда добром и злом, или всегда приятным и неприятным. C. Условившись таким образом, мы говорим, что человек, понимающий зло, как зло, тем не менее совершает его. Но пусть спросят нас: по чему? Потому, скажем, что он побеждается. — Чем побеждается? спросят еще. — На это уже нельзя отвечать: удовольствием; потому что вместо слова «удовольствие» мы приняли слово «добро». Итак, остается только повторять: потому что побеждается. — Да чем же побеждается? скажут нам. — Ах, ради Зевса, добром. — Тогда, вопрошатель, если он любит уколоть, засмеется и примолвит: забавные вещи рассказываете вы! Человек, зная что зло есть зло, и что не должно делать его, D.
