что мудрость, или знаніе, есть истинное благо, а невѣжество — настоящее зло. Но такъ какъ всѣ люди ищутъ счастія, то всякій долженъ прежде заботиться о пріобрѣтеніи мудрости. При этомъ однакожь раждается вопросъ: можно ли пріобрѣтать ее? — Если можно, то мы должны всѣми силами стараться образовать свой умъ и украсить его мудростію.
Такъ говорилъ Сократъ Клиніасу и съ намѣреніемъ раскрылъ мысль, что счастіе состоитъ въ добродѣтели, а добродѣтель — въ мудрости или знаніи. Онъ предупредилъ этимъ мнѣніе софистовъ, которые, пользуясь многознаменательностію слова «добродѣтель», оцѣнивали ее, по примѣру Протагора, одними выгодами и поставляли въ удачномъ дѣйствованіи, εὺτυχία. Кто у насъ поучится, говорили они, тотъ будетъ искуснымъ политикомъ, превосходнымъ дипломатомъ, публичнымъ ораторомъ, — вообще, не то чтобы честнымъ, но полезнымъ членомъ республики. Напротивъ Сократъ ничего не называлъ добродѣтелію, кромѣ мудрости, обнаруживающейся, какъ онъ намекаетъ, честностію, справедливостію и другими видами[1]. Должно замѣтить, что въ Эвтидемѣ излагается именно его, а не Платоново понятіе о добродѣтели. Платонъ, и по свидѣтельству самаго Аристотеля[2], впослѣдствіи значительно уклонился отъ иѳической теоріи своего учителя, когда, сообразно тремъ способностямъ человѣка, — уму, чувству и вожделѣнію, указалъ и троякую добродѣтель. По ученію Платона, она состоитъ уже не въ знаніи, но въ нѣкоторомъ могуществѣ и крѣпости души, что мы подробно раскроемъ въ своихъ введеніяхъ къ Федру и Государству.
Предложивъ образецъ разговора о добродѣтели, Сократъ скромно проситъ своихъ собесѣдниковъ раскрыть его мысли съ большимъ искуствомъ. Но софисты начинаютъ пустосло-
- ↑ Эта мысль прекрасно раскрыта Брандисомъ Mus. Rhen. Vol. 1. p. 130. Stalbaum prolegg. ad Lachetem et Charmidem.
- ↑ Eth. magn. I. 1.
что мудрость, или знание, есть истинное благо, а невежество — настоящее зло. Но так как все люди ищут счастья, то всякий должен прежде заботиться о приобретении мудрости. При этом однако ж раждается вопрос: можно ли приобретать ее? — Если можно, то мы должны всеми силами стараться образовать свой ум и украсить его мудростию.
Так говорил Сократ Клиниасу и с намерением раскрыл мысль, что счастье состоит в добродетели, а добродетель — в мудрости или знании. Он предупредил этим мнение софистов, которые, пользуясь многознаменательностью слова «добродетель», оценивали ее, по примеру Протагора, одними выгодами и поставляли в удачном действовании, εὺτυχία. Кто у нас поучится, говорили они, тот будет искусным политиком, превосходным дипломатом, публичным оратором, — вообще, не то чтобы честным, но полезным членом республики. Напротив Сократ ничего не называл добродетелию, кроме мудрости, обнаруживающейся, как он намекает, честностью, справедливостию и другими видами[1]. Должно заметить, что в Эвтидеме излагается именно его, а не Платоново понятие о добродетели. Платон, и по свидетельству самого Аристотеля[2], впоследствии значительно уклонился от ифической теории своего учителя, когда, сообразно трем способностям человека, — уму, чувству и вожделению, указал и троякую добродетель. По учению Платона, она состоит уже не в знании, но в некотором могуществе и крепости души, что мы подробно раскроем в своих введениях к Федру и Государству.
Предложив образец разговора о добродетели, Сократ скромно просит своих собеседников раскрыть его мысли с большим искусством. Но софисты начинают пустосло-
————————————
