за другимъ; но, такъ какъ въ продолженіи всей бесѣды, совѣтники Лизимаха и Мелисіаса не разрѣшаютъ и перваго изъ нихъ, то послѣдній остается вовсе безъ отвѣта.
Цѣль этого разговора высказана въ самомъ разговорѣ. Доведши своихъ собесѣдниковъ до искренняго убѣжденія, что они не понимаютъ значенія мужества, Сократъ заключаетъ: «Я говорю — и мое слово не съ площади — что всѣ мы вообще должны искать самаго лучшаго учителя особенно для себя, — ибо имѣемъ въ немъ нужду, — потомъ и для дѣтей. Воспитаніе юношества есть дѣло крайней важности: только глубокое знаніе и живое чувствованіе добродѣтели могли бы сдѣлать человѣка воспитателемъ, достойнымъ своего имени. Но кто обладаетъ подобнымъ знаніемъ? кто постигъ эту мудрость? кто согрѣтъ и проникнутъ этимъ чувствомъ? Ты хочешь быть врачемъ душъ? — Уврачуй-ка прежде самаго себя.
Сообразуясь съ такимъ предметомъ и цѣлью бесѣды, Платонъ избралъ собесѣдниками Сократа двухъ знаменитыхъ полководцевъ, Лахеса и Никіаса, и придалъ имъ не только разные характеры, но и разносторонніе взгляды на мужество. Можно думать, что черты, которыми у Платона изображены эти лица, были общими типами всѣхъ людей военнаго званія въ Греціи и, по свойству своему, раздѣляли ихъ на два класса. Одни изъ нихъ поставляли мужество въ личной храбрости и, питая свое самолюбіе этимъ преимуществомъ, пренебрегали всякою наукою. Наука въ военномъ дѣлѣ казалась имъ безполезною; знаніе представлялось лишнею ношею солдата; добродѣтель почитали они стихіею, чуждою той атмосферы, въ которой надобно жить и дѣйствовать воину. Сила, неустрашимость, твердость, — вотъ единственныя его качества: человѣку, со всѣми прекрасными принадлежностями существа разумнаго, не нужно быть тамъ, гдѣ свирѣпствуетъ бой дикихъ звѣрей. Такимъ-то воиномъ-полководцемъ Платонъ изображаетъ Лахеса, и только природное остроуміе, прямота души, сердечная откровенность,
за другим; но, так как в продолжении всей беседы, советники Лизимаха и Мелисиаса не разрешают и первого из них, то последний остается вовсе без ответа.
Цель этого разговора высказана в самом разговоре. Доведши своих собеседников до искреннего убеждения, что они не понимают значения мужества, Сократ заключает: «Я говорю — и мое слово не с площади — что все мы вообще должны искать самого лучшего учителя особенно для себя, — ибо имеем в нём нужду, — потом и для детей. Воспитание юношества есть дело крайней важности: только глубокое знание и живое чувствование добродетели могли бы сделать человека воспитателем, достойным своего имени. Но кто обладает подобным знанием? кто постиг эту мудрость? кто согрет и проникнут этим чувством? Ты хочешь быть врачом душ? — Уврачуй-ка прежде самого себя.
Сообразуясь с таким предметом и целью беседы, Платон избрал собеседниками Сократа двух знаменитых полководцев, Лахеса и Никиаса, и придал им не только разные характеры, но и разносторонние взгляды на мужество. Можно думать, что черты, которыми у Платона изображены эти лица, были общими типами всех людей военного звания в Греции и, по свойству своему, разделяли их на два класса. Одни из них поставляли мужество в личной храбрости и, питая свое самолюбие этим преимуществом, пренебрегали всякою наукою. Наука в военном деле казалась им бесполезною; знание представлялось лишнею ношею солдата; добродетель почитали они стихиею, чуждою той атмосферы, в которой надобно жить и действовать воину. Сила, неустрашимость, твердость, — вот единственные его качества: человеку, со всеми прекрасными принадлежностями существа разумного, не нужно быть там, где свирепствует бой диких зверей. Таким-то воином-полководцем Платон изображает Лахеса, и только природное остроумие, прямота души, сердечная откровенность,
