Сокр. Между тѣмъ, одно и тоже знаніе имѣетъ въ виду и будущее, и все другое.
Ник. Такъ.
Сокр. Слѣдовательно, мужество есть знаніе не того только, чего должно бояться и на что отваживаться; потому что оно, подобно другимъ знаніямъ, знаетъ не одно будущее касательно добра и зла, но и настоящее, и прошедшее, и всякое.
C.Ник. Выходитъ.
Сокр. И такъ, Никіасъ, ты опредѣлилъ намъ какъ бы только третью часть мужества; а мы спрашивали у тебя, что такое оно всецѣло. Видишь, мужество есть уже знаніе не только того, чего должно бояться и на что отваживаться, какъ сказано тобою прежде, но и всѣхъ вообще благъ и золъ, какъ говоришь теперь. Такъ, или иначе, Никіасъ, измѣнилъ D. ты свою мысль?
Ник. Кажется, такъ, Сократъ.
Сокр. Но думаешь ли, любезнѣйшій, что тотъ сколько нибудь недостаточенъ въ добродѣтели, кто знаетъ всякое добро и зло и всякимъ образомъ, какъ оно есть и было? Думаешь ли, что тому человѣку недостаетъ разсудительности, справедливости и святости, кто одинъ можетъ быть осторожнымъ въ отношеніи къ богамъ и людямъ, кто, зная какъ E. обращаться съ ними, умѣетъ различать опасное отъ неопаснаго и пріобрѣтать блага?
Ник. Кажется, ты говоришь дѣло, Сократъ.
Сокр. И такъ, сказанное тобою, видно, есть не часть добродѣтели, а вся добродѣтель.
Ник. Выходитъ.
Сокр. А мы вѣдь назвали мужество частію добродѣтели?
Ник. Да, назвали.
Сокр. Между тѣмъ настоящее-то наше положеніе не то показываетъ.
Ник. Видно, что не то.
Сокр. Слѣдовательно мы не нашли, Никіасъ, что такое мужество.
Сокр. Между тем, одно и тоже знание имеет в виду и будущее, и всё другое.
Ник. Так.
Сокр. Следовательно, мужество есть знание не того только, чего должно бояться и на что отваживаться; потому что оно, подобно другим знаниям, знает не одно будущее касательно добра и зла, но и настоящее, и прошедшее, и всякое.
C.Ник. Выходит.
Сокр. И так, Никиас, ты определил нам как бы только третью часть мужества; а мы спрашивали у тебя, что такое оно всецело. Видишь, мужество есть уже знание не только того, чего должно бояться и на что отваживаться, как сказано тобою прежде, но и всех вообще благ и зол, как говоришь теперь. Так, или иначе, Никиас, изменил D. ты свою мысль?
Ник. Кажется, так, Сократ.
Сокр. Но думаешь ли, любезнейший, что тот сколько-нибудь недостаточен в добродетели, кто знает всякое добро и зло и всяким образом, как оно есть и было? Думаешь ли, что тому человеку недостает рассудительности, справедливости и святости, кто один может быть осторожным в отношении к богам и людям, кто, зная как E. обращаться с ними, умеет различать опасное от неопасного и приобретать блага?
Ник. Кажется, ты говоришь дело, Сократ.
Сокр. Итак, сказанное тобою, видно, есть не часть добродетели, а вся добродетель.
Ник. Выходит.
Сокр. А мы ведь назвали мужество частью добродетели?
Ник. Да, назвали.
Сокр. Между тем настоящее-то наше положение не то показывает.
Ник. Видно, что не то.
Сокр. Следовательно мы не нашли, Никиас, что такое мужество.
